Я взял на себя смелость высказаться на это счет:
— Два месяца — большой срок. Не думаю, что кто-нибудь продержался бы так долго под пытками. И раз ты здесь, значит, он умер, не выдержав боли, что тебе на руку.
Шем-Тов посмотрел на меня с удивлением. Согласился и тотчас заулыбался, как будто с души у него сняли тяжелый камень. Вздохнул и присел рядом со мной.
— Царь Гурди готовится к долгой осаде. Закрома заполнены ячменем, полбой и финиками. В прошлом месяце по указанию царского кравчего я скупил для дворца впятеро больше запасов, чем требуется. Дважды приезжали киммерийцы. Поговаривают, что наш повелитель хочет отдать свою дочь за сына царя Теушпы, взамен попросит военной помощи.
— Они и сейчас в Тиль-Гаримму?
— Да. Как ты узнал?
— Дочь царя вбежала в тронный зал, когда нас принимал царь Гурди. Хвастала подарком — дорогим скакуном.
— Она выдала секрет. Их прячут от вас в дальних комнатах. С киммерийцами приехал царевич. Марганита ему понравилась, а он, похоже, ей. Отец на их брак пока не дает согласия, надеясь выторговать лучшие условия.
Мы оба вздрогнули, когда в дверь постучали.
— Кто это? — не на шутку встревожился Шем-Тов.
— Наверное, хозяин. Обещал принести пива и еды, — успокоил я.
Помогло мало: вельможа побледнел и прижался к стене, словно это могло бы его спасти, принялся бормотать себе под нос молитву, а когда я подошел ко входу, чтобы впустить хозяина, — поднялся и взялся за кинжал.
Я скинул защелку, отворил дверь… и все, что успел увидеть, — чей-то кулак, летящий мне в голову, услышать — хруст моей челюсти, почувствовать — как мир проваливается в бездну.
Когда я очнулся, меня несли на руках, на голове был мешок, веревки на ногах и на запястьях.
Кокон для гусеницы. Подскажите, как стать бабочкой.
Просмоленная ткань не позволяла ничего разглядеть, но, судя по звуку шагов и гулкому эху, мы снова были во дворце. Шли коридором с высокими каменными сводами, по гранитным плитам. Повернули налево, вышли на открытое пространство — очень похоже на внутренний дворик: журчанье фонтана и вспорхнувшая птица. Опять оказались в коридоре, коротком, как аппендикс, и настолько тесном, что моим носильщикам стало неудобно меня нести — они выстроились в одну линию, кто-то тихо выругался, другой голос приказал заткнуться.
Подумал: если я нигде не ошибся, то сейчас будут ступеньки вниз, затем витая лестница и длинный проход с тюремными камерами по обе стороны, в самом конце — пыточная.
Нелепые попытки памяти прийти мне на помощь…
По поводу пыточной я не ошибся. Не скажу, что это меня обрадовало. Значит, сразу будут добиваться признания. Неплохо было бы знать больше. Впрочем, все это уже не имело смысла, из подобных мест никто не выходит живым.
Добрались: было слышно, как тяжело и со скрипом открылась дверь. Внесли, бросили на пол под стену… Заныл бок, ушибленная рука.
Снимите же наконец этот мешок!
Послушались. Я вздохнул полной грудью и огляделся. Шем-Тов был уже здесь, его привязывали веревками к деревянной колоде. Он тихо плакал, слезы текли по щекам, а голова и тело тряслись в ознобе: страшно.
Мне тоже…
Помещение пять на десять саженей[70], шесть колонн разделяют его на две половины. Семеро стражников, и пока все они заняты предателем. Вот он мой — призрачный шанс на спасение!
Я один знал о потайной двери за выступом стены в ближнем ко мне углу, но сначала надо было освободиться от веревок. На ногах и на руках оказался обыкновенный прямой узел, таким пользуются и египтяне, и финикийцы: два полуузла, последовательно завязанные один над другим в разные стороны. Четыре конца. Найти первый коренной, второй ходовой, и развести в разные стороны…
Крик боли, нервов и отчаяния взорвал мой мозг, как если бы сосуд с запаянной ртутью опустили в ледяную купель. Это был Шем-Тов. Ему сделали надрез скальпелем вдоль голени и щипцами ухватились за края кожи, чтобы снять ее, как одежду, сначала с одной ноги, затем с другой. Потом поднимутся выше…
Не думай об этом, принялся уговаривать я себя. Надо найти, за что зацепиться. За второй конец можно попытаться ухватиться зубами. Пока тюремщики наслаждались зрелищем чужих мучений, я сумел освободить руки. С ногами после этого разобрался в два счета.
Я перебрался в угол. Спрятался за выступом.
На плане дворца был помечен не только потайной ход, но также шифр, обозначающий способ, чтобы его открыть: три — пять — двенадцать — четыре. Поди узнай, что это такое.
— Где писец?! — заставил меня содрогнуться знакомый голос.