Мэри было так трудно свести воедино все ее разнообразные чувства по отношению к Тиму: в какой-то момент она думала о нем, как о ребенке, в другой — его физическое великолепие напоминало ей, что он совершенно взрослый мужчина. Да и вообще ей было очень трудно чувствовать, так как долгие годы ее жизнь сводилась просто к существованию. У нее просто не было инструмента с помощью которого можно отличить жалость от любви. Тим и она были как две противоположности, совмещенные каким-то непостижимым образом.
С тех пор, как она впервые увидела Тима, она не позволяла себе разбираться со своими чувствами, понять, что с ней происходит. И сейчас она этого делать не будет, не будет искать источник страдания и его причину.
Вокруг коттеджа на две мили не было соседей, так как эта территория еще не была освоена. Единственная дорога была ужасна — просто земляная тропа через эвкалиптовый лес. Когда шел дождь, грязь делала ее непроходимой, когда дождя не было, облака пыли вздымались за машиной и оседали на ветвях, превращая деревья в окаменевшие тонкие коричневые скелеты. Борозды, кочки и ямы на дороге могли вывести из строя даже самые крепкие машины, и немногие бы рискнули терпеть эти неудобства ради тишины и одиночества.
Имение Мэри было довольно большим. Она купила его, имея в виду будущее. Она знала, что город со временем разрастется, в этих местах начнется строительство и прибыль будет фантастической. А до этого времени место вполне отвечало ее любви к одиночеству.
Тропа, уходящая между деревьями, отмечала границы ее владений. Мэри свернула с дороги и выехала на тропу, которая шла еще с полмили через красивый, душистый лес. В конце тропы находилась большая поляна, дальний конец которой представлял собой крошечный пляж, на берегу Хоксбери Риверс, которая вилась среди скал. В этом месте вода была еще соленая и чувствовался прилив. Пляж Мэри занимал не больше ста ярдов в длину, с обеих сторон его окаймляли высокие желтые утесы.
Коттедж был простым, квадратным строением с крышей, покрытой рифленым железом, и широкой открытой верандой, окружавшей весь дом по периметру. Мэри покрасила дом, потому что она не терпела беспорядка и запущенности, но тускло-коричневый цвет, который она выбрала, не улучшал внешний вид дома. Две огромные оцинкованные цистерны с водой стояли с задней стороны дома. На поляне на некотором расстоянии друг от друга были посажены деревья. Они уже достаточно выросли, чтобы скрыть оголенность этого места. Она не развела здесь сад, и трава разрослась вовсю. Но, несмотря на всё это, место обладало каким-то неопределенным очарованием.
С тех пор как Мэри купила этот участок пятнадцати лет назад, она истратила на него немало. Большие цистерны для хранения пресной воды, электричество — все это стоило денег, но Мэри не прельщали ни открытые камины, ни свечи. Все это были одни неудобства и лишняя работа.
Хотя с дороги дом представал самой невыигрышной своей стороной, Тим был в восторге. Мэри с трудом извлекла его из машины и уговорила зайти внутрь.
— Это твоя комната, Тим, — сказала она, показывая ему простую, но большую спальню с белыми стенами. Она была похожа на монашескую келью. — Если ты захочешь приезжать сюда, то подумай, в какой цвет тебе хотелось бы ее покрасить и какую мебель здесь поставить. Мы могли б в городе пойти и купить все, что надо.
Он не мог ответить, слишком взволнованный, чтобы воспринять эту новую радость. Она помогла ему распаковать чемодан и положить вещи в шкаф и пустые ящики комода, затем взяла его за руку и повела в гостиную.
Из всех помещений дома только здесь она сделала серьезные переделки. Раньше гостиная, тянувшаяся во всю длину передней стены, была темной, плохо освещенной комнатой. Она постепенно по частям убрала наружную стену и заменила ее стеклянными скользящими дверьми, которые шли от пола до потолка, так что в хорошую погоду ничего не отделяло гостиную от открытого воздуха. Вид из этой комнаты был потрясающий. Склон, покрытый травой, спускался к ярко-желтому песчаному пляжу, залитому солнцем и безукоризненно чистому. Голубые воды Хоксбери легкими волнами набегали на прибрежную полосу, а на другом берегу широкой реки поднимались к чистому высокому небу удивительной красоты утесы, увенчанные лесом. Единственными звуками, говорившими о присутствии человека, были те, что шли с реки: треск моторных лодок, пыхтение экскурсионных паромов, рев быстрых катеров, за которыми скользили спортсмены на водяных лыжах. Птицы пронзительно кричали и пели на каждом дереве, оглушающе звенели цикады, ветер слабо стонал в ветвях деревьев.
Мэри прежде никогда ни с кем не делила своего уединения, по многу раз она повторяла воображаемый разговор, который вела бы со своими гостями. А они бы выражали свое удивление и восторг по поводу всего, что тут видели. Но Тим не говорил ничего, и она не имела представления, какую он мог дать оценку всему этому. То, что он считал это все «прекрасным» было ясно, но он считал прекрасным все, что не огорчало его. Был ли он способен различать степень прекрасного? Нравились ли ему одни вещи больше других?
Распаковав свои вещи и распределив по местам продукты на кухне, она приготовила ланч. За едой он говорил очень мало, спокойно жуя все, что она перед ним ставила. Если он не был слишком голоден или расстроен, его манеры за столом были безукоризненны.
— Ты умеешь плавать? — спросила она после того, как он помог ей вымыть посуду.
Его лицо вспыхнуло от удовольствия.
— О, да, да!
— Тогда почему бы тебе не надеть плавки, пока я здесь закончу, и мы пойдем на пляж. Хорошо?
Он на мгновение исчез и опять появился так быстро, что ему пришлось ждать, пока она привела все в порядок на кухне. Неся два шезлонга, зонт, полотенца и другие предметы для отдыха на берегу. Они направились к пляжу.
Она села в шезлонг и открыла книгу прежде, чем заметила, что он все еще стоит и смотрит на нее, озадаченный и, видимо, расстроенный.
Она закрыла книгу.
— В чем дело, Тим? Что с тобой? Он беспомощно взмахнул руками.
— Я думал, ты сказала, что мы пойдем плавать.
— Не мы, Тим, — мягко поправила она его. — Я хочу, чтобы ты поплавал в свое удовольствие, а я никогда не купаюсь.
Он встал на колени у ее стула и положил ей на руку обе свои руки.
— Но это же совсем другое дело, Мэри! Я не хочу плавать один! — Слезы засверкали на его длинных, светлых ресницах, как капельки воды на хрустале. — Пожалуйста, о, пожалуйста, не заставляй меня идти одного!
Она протянула к нему руку, но тотчас отдернула ее.
— Но у меня нет с собой купального костюма, Тим! Я бы не могла купаться, даже если бы захотела.
Он раскачивал головой взад-вперед, все больше приходя в волнение.
— Я знаю, ты не хочешь быть со мной, я тебе совсем не нравлюсь, я знаю. Ты всегда одета так, как будто идешь в город, никогда не надеваешь шорты или брюки, не ходишь без чулок, как мама.
— О, Тим, что мне с тобой делать? То, что я так одета, вовсе не означает, что я не хочу быть с тобой! Просто мне неудобно одеваться иначе. Я не люблю ходить в шортах, или брюках, или без чулок.
Но он не поверил ей и отвернулся.
— Если бы тебе было весело, ты бы одевалась так же, как мама, когда ей весело, — упрямо твердил он.
Последовало долгое молчание. Хотя Мэри и не осознавала этого, это, фактически, была их первая дуэль. Воля одного столкнулась с волей другого. В конце концов, она вздохнула и положила книгу.
— Ладно, я зайду в дом и посмотрю, что я смогу найти, только ты должен мне торжественно обещать, что никаких шуток со мной в воде делать не будешь, нырять под меня или прятаться от меня. Я не умею плавать, и это значит, ты должен все время присматривать за мной, когда я в воде. Обещаешь?