На второй день дождей он покинул свое убежище, завязал пачку сигарет в целлофановый пакет, раскрыл старенький дырявый зонт и пошел в деревню, намереваясь купить продуктов. Отдельные бунгало, подобные тому, в котором жил Иван, были раскиданы по берегу. Их сдавали в аренду таким, как он — бродягам-путешественникам, небогатым и желающим одиночества. А деревня предусмотрительно находилась глубже, словно отгораживалась от могучего и беспощадного океана этими самыми бунгало, словно выставляла запертых в них небритых и никому не нужных туристов в качестве ритуальной жертвы, надеясь, что в случае цунами океан сожрет их и успокоится.
Возвращаясь с покупками, прямо перед своим крыльцом Иван увидел медленно ползущую улитку. Улитка была гигантская, размером с его голову. Иван пнул ее от отвращения, как футбольный мяч, но улитка всем своим телом прилипла к земле и не сдвинулась ни на сантиметр, только дрогнула и сжалась испуганно.
Теперь Иван выходил, только чтобы покурить. Едой и водой он запасся на неделю, а электричество, слава богу, было, и он мог пользоваться своим кипятильником и включать по вечерам тусклую одинокую лампочку, свисающую на проводе с потолка. Читать при таком свете оказалось трудно, но какой-никакой, а это все равно был свет.
С каждым днем дождь становился сильнее. Крыша бунгало уже с трудом сдерживала поток льющейся воды, углы потолка потемнели от влаги, а на одной из стен появились, побежали тонкие едва заметные ручейки, стекавшие куда-то за плинтус. Запас сигарет подходил к концу. Иван видел это и старался курить меньше, но почему-то курил только еще больше. Лежа на кровати, он часто дремал, не проваливаясь в сон глубоко, но и не бодрствуя, и в этом странном состоянии ему мерещилось, что он не человек вовсе, а мышь. Серая умная мышь с длинным тонким и лысым хвостом, которая спряталась в своей не слишком уютной, но безопасной норе и ждет, пока хозяйка дома не закончит генеральную уборку.
На пятый день, когда Иван стоял на крыльце под козырьком, курил и смотрел, как дождь взбивает мутную грязь, он услышал странный звук. За дверью, внутри бунгало что-то тяжело упало на пол. Звук был чуть более долгим, чем мог бы, протяжным, таким, словно с потолка сбросили веревку, толстый канат, ударившийся о пол всей своей плоскостью не в один миг, а волнообразно, с оттяжкой. Иван замер, прислушиваясь. Ничего больше слышно не было, но дождь слишком шумел для того, чтобы утверждать наверняка.
«Змея», — вдруг понял Иван, и по коже пронеслись миллионы холодных муравьев. Сигарета в его пальцах успела потухнуть. Он прикурил еще раз и заметил, что руки у него подрагивают.
«Но откуда змея в доме? — рассуждал он, затягиваясь и успокаивая сам себя. — К тому же что она делала на потолке? Дверь я всегда держу закрытой. Окно тоже. Может быть, это просто осыпалась штукатурка?»
Такое объяснение показалось ему разумным и успокоило. Он даже рассмеялся с облегчением, но сам почувствовал, что змея уже проникла в него и теперь уберется не сразу. Иван докурил сигарету, щелчком выбросил окурок в ближайшую лужу и хотел уже открыть дверь, но остановился. Вокруг бунгало росли только пальмы. Опавшие листья и куски полусгнивших плодов валялись вокруг в избытке, но ни одной палки не было. А палка бы сейчас пригодилась… Подумав, он шагнул в дождь и поднял увесистый булыжник, лежащий на земле. Под камнем зашевелился потревоженный клубок червей. Иван содрогнулся и бросил булыжник на крыльцо. Перевернув его ногой, он убедился, что черви не прилипли к поверхности камня, и снова поднял его, ухватившись удобнее. Вдалеке снова запричитали, захныкали шакалы. Иван открыл дверь и тут же отскочил в сторону, ожидая чего угодно. Ничего не произошло. С булыжником в руке Иван осторожно вошел в бунгало и включил тусклый свет.
Потолок был цел. По-прежнему в углах темнели сырые пятна, но штукатурка падать и не собиралась. Это Ивана не обрадовало. Стараясь держаться подальше от стола и кровати, он подошел к рюкзаку и вытащил фонарик. Почему-то теперь ему стало спокойнее. Иван включил фонарик и издалека заглянул под кровать, стараясь осветить все углы. Под кроватью было пусто. Он посветил под стол, посмотрел под тумбочками. Ничего. Только юркнула под плинтус мокрица. Схватив за край одеяла, Иван резким движением дернул его, намереваясь сбросить на пол. Постель он уже давно не убирал, все было спутано, не постель, а гнездо, влажное от дождя и пота. Одеяло потянуло за собой простыню, подушку, и где-то там, в льняных, пожелтевших от времени складках будто бы что-то блеснуло, выгнулось серебряным боком и тут же спряталось.