«Вот оно, зло!» — ору я. — «Духи велели изгнать его!» — И давай дубасить прямо по заднице. Он в окно и вывалился, а жена того купца, тоже голая, падает мне в ноги и голосит, что я спаситель ее. И что я от злого духа ее избавил. А потом два сикля серебра мне сует, за изгнание того духа, значит. Сказала, что проник он к ней в окно в виде птицы Зу, орла с львиной головой, а потом обратился в доброго молодца и в постель залез. А поскольку она своему мужу верна, то такое только промыслом злого духа и могло случиться. А вообще-то она женщина высоконравственная и уважаемая, хоть кого спроси! Она в храм Иштар, голову в знак смирения веревкой повязав, еженедельно ходит, чтобы богиню славить. И она там не одному паломнику отдается, как остальные нерадивые прихожанки, а не меньше чем троим подряд, потому как набожна очень, и великую богиню почитает всей душой.
— Так мы не поняли! — жадно спросили гребцы. — Она тебе дала или нет?
— Не-а, — сожалеюще развел руками Кулли. — Не дала. Говорю же, она мужу не изменяет. Очень порядочная баба оказалась.
— А жопа в окне? — не поняли гребцы.
— Это был злой дух, — с самым серьезным лицом ответил Кулли. — В виде птицы Зу. И я за два сикля серебра его изгнал. История, в общем-то, об этом была.
— Не нравится! — возмущенно заорали парни, которые остались недовольны финалом. — Другую историю рассказывай! Там, где баба дала!
— Ну, слушайте, — вздохнул купец.
— Погоди! — остановил его Сфанд, который все же суть истории уловил. — А что в Вавилонии с гулящими женами делают?
— Да в Евфрате топят, что же еще, — отмахнулся от него Кулли. — А у вас не так разве? Так вот! Иду я, значит, из лавки домой, и вижу молоденькую жрицу богини Инанны…
Рапану горделиво выпятил грудь. Он впервые провел целый караван до самого Египта. Отец гордился бы им. От Сидона до Пер-Рамзеса — неделя неспешного хода, и если бы не две попытки нападения, они даже заскучать не успели бы. Первыми напали ахейцы с Кипра, а потом, когда проходили окрестности хананейской Газзаты1, им навстречу бросилась целая стая лодок, забитых тамошними пеласгами. Они понемногу просачивались на эти земли, селясь промеж гарнизонов египтян2. Если бы не корабли с охраной, караван нипочем не прошел бы те воды. Когда на корабле два-три десятка лучников, то морские разбойники предпочитают бежать, а то и вовсе не вступать в бой. Стражники засыпали нападающих ливнем стрел, и те, потеряв многих, развернулись и ушли к берегу. Они поищут добычу попроще.
Сейчас стоит время Шему, или время Засухи. В Египте нет весны, лета, зимы и осени. Здесь эти понятия не имеют смысла. Тут время течет совсем по-другому, оно подчинено ритму Нила, дающего жизнь этой земле. Потому-то здесь знают лишь время засухи, время всходов и время высокой воды, когда половина страны превращается в огромное озеро.
Время Шему — это пора сбора урожая и, судя по тому, что Рапану видел с борта корабля, урожай в этом году был хорош. Голые крестьяне, копошившиеся везде, куда ни кинь взгляд, даже пели за работой. Раз есть пшеница и бобы, значит, еще год жизни отпущен народу Земли Возлюбленной. Видимо, фараон Рамзес хорошо чтит своих богов, и они благоволят ему. Не то, что его предшественнику Мернептаху, в правление которого страна голодала десять лет кряду, а потом налетели «северяне, пришедшие отовсюду» 3, и Египет едва отбил их набег.
Время Шему узнать легко. Сейчас Египет желто-серый, а зелень его садов становится блеклой и тусклой. Ветер несет из пустыни тучи песка, а крестьяне спешат убрать урожай, со страхом и надеждой поглядывая на жрецов, проверяющих показания ниломеров. Вот-вот пойдет высокая вода, которая сюда, в Дельту, докатится на месяц позже, чем в южные септы. Там Нил уже вовсю заливает освобожденные от посевов поля, заполняя земляные клетки, которыми крестьяне пытаются задержать живительный ил, напитанный бесценной влагой.
— Вот он какой, Пер-Рамзес, — прошептал стоявший рядом Кулли, невольный спутник Рапану и партнер. Господин навязал его, и молодой купец всю голову сломал, размышляя, как бы избавиться от общества вертлявого, болтливого вавилонянина, который потешал экипаж своими бесконечными рассказами, как правило, весьма похабного свойства.