Храм не будет уж слишком большим. Святилища Хаттусы, Вавилона и Египта много, много больше. Само основание — это прямоугольник сто шагов на пятьдесят, на котором разместят простейшую дорическую колоннаду, преддверие, центральный зал-наос со статуей божества и сокровищницу-адитон. Мне ничего другого и в голову не приходит. Да и зачем что-то придумывать, если все придумано до нас. Или после нас… Я немного запутался. Остается только один немаловажный вопрос: а кто мне всю эту красоту неземную простроит? Мои рыбаки и козопасы? Очень смешно.
Холодный ветер налетел с моря, задрав полы ультрамодного плаща, существующего пока в одном экземпляре. Местные смотрят на меня выпученными глазами, но во взглядах самых умных из них появляется понимание и зависть. Они впервые увидели штаны, рукава и пуговицы. И да, эринии меня побери, носки они тоже увидели впервые. На улице примерно плюс восемь-плюс десять, а зимние ветры порой пробирают до самых костей. Народ тут закаленный, но кто бы знал, сколько людей в такую зиму сгорает как свеча, выплевывая свои легкие в надсадном кашле. Сколько детишек умирает от пустячной простуды! Сердце кровью обливается, когда видишь, как сжигают тело очередного малыша, подцепившего какую-то хворобу. Младенцев и вовсе умирает так много, что их даже не принято любить. Привязанность появляется позже, когда дитя подрастает. Такая вот броня для сердца матери, которое иначе разорвалось бы от горя.
Что-то мысли дурные в голову лезут. Пойду-ка я домой, тут и без меня работа кипит. Я заказал жене свитер, надо посмотреть, как идут дела. Здешняя торговля — это почти исключительно предметы роскоши и металл. Ни на чем другом не заработать потребные триста-пятьсот процентов. Вот и удивим рынок…
— Господин мой! Посмотри, как получилось!
Креуса разложила передо мной тонкий, почти прозрачной вязки джемпер с не по-здешнему длинными рукавами. Тут ходят с голыми руками, укрываясь сверху плащом, а беднякам и это недоступно. Им приходится закаляться, порой против своей воли. Шерсть дорога, лен намного дороже, а крашеную ткань и вовсе могут позволить себе только люди весьма состоятельные. Особняком стоит пурпур, самая ценная из красок. И вот ведь подлость какая. Ушлые мореходы из Библа, Тира и Сидона ловят эти раковины именно здесь, в Эгейском море, устраивая на островах мелкие фактории.Надо будет с этим покончить. Производство пурпура мне тоже не помешает.
Задумался я что-то не к месту, а Креуса смотрит на меня с нетерпеливым ожиданием. Она, как маленькая девочка, ждет похвалы и теперь жадно ловит мой взгляд. Я надел свитер, который изрядно жал мне под мышками, посмотрел на рукава, которые слегка отличались по длине, и произнес:
— Великолепно! Ты у меня самая искусная мастерица на свете!
— Правда? — она даже на грудь мне бросилась и прижалась крепко, чего в царских семьях не водится. Любовь — нечастая штука там, где людей сводят волей отцов.
— Правда, правда, — погладил я ее по голове. — Сажай рабынь, пусть вяжут. Это даже у нас продать можно, а уж где-нибудь в Вилусе и Фракии и вовсе с руками оторвут.
— У нас сегодня на обед пироги! — посмотрела она на меня сияющими глазами. — В Трое делали так иногда, по обычаю хеттов. Я заказала формы из глины и приказала сложить печь. Получилось очень вкусно. На островах скудно питаются, а это не пристало царю.
— Пирог! — обрадовался я. Это же царское угощение, особенно здесь, где едят совсем просто. Хлеб, рыба и оливки. И впрямь хочется изысков хоть иногда.
Креуса не подвела, и вскоре по мегарону разнесся одуряющий запах свежей выпечки, который выбил из меня потоки слюны. Служанки вынесли на стол закрытые пироги с подрумяненной корочкой. Один — с сыром и зеленью, а второй…
— А этот с чем? — спросил я, теряясь в догадках.
— Мясо голубя, — пояснила Креуса. — Я приказала наловить их, посадить в клетку и откормить. Я слышала, что в Угарите и у хеттов голубей разводят так, как мы разводим уток и гусей. Я решила попробовать.
— Неплохо, — ответил я, выплевывая в кулак мелкую косточку, которая попалась в начинке. — Очень неплохо. Займешься этим?
— Да, мой господин, — прикрыла веки Креуса. — Привезите мне еще женщин. Некому сучить нити. Я хочу расширить производство тканей.