В глубокий залив, окруженный сушей с трех сторон, почти никогда не заходит большая волна. Здесь, в самой дальней его точке и обосновался царь Одиссей, повелитель здешних вод. Он не стал изменять наследию предков, а потому так и остался жить на острове, который был куда меньше, чем соседний Закинф и Кефалиния. Хотя, скорее всего, он остался здесь потому, что проход к его столице (ну, если можно было так ее назвать), до того узок, что даже посредственный пращник перекинет камень с одного берега на другой. Кноссо рисковать не стал и бросил якорь неподалеку, отправив гонца к царю.
Филон внимательно разглядывал того, о котором столько слышал. Гроза западного берега, отчаянный грабитель, работорговец и купец, Одиссей Лаэртид, принял его у себя без промедления, чем удивил писца несказанно. Господин предупредил его, что с царем Итаки они не враги, но все же Филон до самого конца не верил. Не верил и боялся. Среднего роста, широкоплечий воин с вьющимися темно-русыми волосами и обветренным лицом, несомненно, был умен. В таких вещах Филон никогда не ошибался, и он сделал себе зарубку на память: не сболтнуть бы лишнего.
— Хорошие корабли у твоего царя, Филон, — сказал Одиссей, когда молчаливые женщины под надзором юной царицы Пенелопы выставили на стол угощение. Лепешки и соленая рыба, козлятина и оливки, чистая вода и вино. Филон налил себе и плеснул немного на земляной пол, славя богов.
Приземистый дом, выстроенный в один этаж, великолепием не поражал. Он, по обычаю остров, сложен из грубых каменных глыб и накрыт черепицей из небольших плиток сланца. Во дворе его пасутся козы, гуси и свиньи, а хижины подданных повелителя Ионических островов окружали дворец в художественном беспорядке. Пиршественный зал вместил бы едва ли десяток человек, и именно столько их возлежало на деревянных ложах перед низкими столиками, уставленными едой и вином. Филон, Сфанд, Кноссо и еще несколько достойнейших людей с мордами отпетых разбойников. Масляные лампы, слепленные из глины, освещали зал тусклым светом, а жаровни царь и вовсе приказал унести. Здесь, в тесноте, собралось столько мужей, что и так дышать нечем.
— Вы не побоялись выйти в море в такое время! И даже Китиру прошли без боя, — произнес Одиссей и захохотал. — Тамошние ребята не успели выйти на свой промысел, только проводили вас взглядом! Хорошо вы придумали!
— Я склоняюсь перед мудростью своего государя, — чинно ответил писец, прожевав кусок тунца. А наемник Сфанд кивнул и замычал согласно, пережевывая угощение. Он тоже склонялся.
— Царь Эней так хорош? — впился Одиссей в писца пристальным взглядом. — Люди болтают разное, но я давно не верю врунам.
— Я думаю, они и малой доли не знают, — небрежно ответил Филон. — Я по сравнению с ним чувствую себя мальчишкой.
— А каково его слово? — нарочито небрежно спросил Одиссей. — Верно ли оно? Или его слова — пустой звук?
— Его слово тверже бронзы, царь! — с достоинством ответил Филон. — Он просил передать, что пока ты будешь в походе, его воины не тронут твои владения. Я оставлю тебе клетку с голубем. Если твоя жена и сын попадут в беду, пусть выпустят его. Мой царь тут же узнает об этом и пришлет помощь.
— Надо же! Не думал, что так можно, — усмехнулся Одиссей, но глаза его не выражали и капли веселья. — Что ж, я буду ему обязан, хотя у меня все же есть надежда, что тот поход не состоится. Уж больно далеко идти. Что нам в той Трое! Агамемнону нужен путь на восток и олово, а что там делать мне? Добыча? Да я потеряю больше, и много хороших парней положу ни за что.
— Согласен, — кивнул Филон, поставив на стол пустой кубок. — Ты дашь нам проводника в Додону, царь?
— Дам, — кивнул Одиссей. — Иначе вам ни за что не пройти мимо Керкиры. Тамошний басилей просто зверь какой-то. Да и воды ее коварны, особенно сейчас, когда Семь Сестер еще не взошли.
Уф-ф! — едва заметно выдохнул Филон. Он и не рассчитывал на такой удачный исход, ведь они вышли так рано в дорогу по одной простой причине. К их возвращению Одиссея на Итаке может уже и не быть.
Феано пролежала всю ночь, не сомкнув глаз. Эта ночь была уже не первой такой. Сон у нее пропал напрочь, ведь поход за море с каждым днем все больше и больше обретал реальные очертания. Сначала он казался ей глупой шуткой и пустопорожней пьяной болтовней, а потом во дворец Менелая зачастили знатные воины-колесничие, а за ними и воины попроще, закончившие полевые работы. Копьеносцам куда сложнее покидать родные края. У них, в отличие от колесничих, нет крестьян и рабов. Недовольство стояло просто невероятное. Ведь если поход затянется, кто будет кормить их семьи? Пикантности в ситуацию добавляло то, что Хеленэ считалась законной царицей Спарты, а Менелай… А Менелай был как бы при ней.