Честное слово, ваше величество, меня насмешил один вопрос, который задает мне сегодня Филипп весь день, и когда мы вышли из ваших покоев, и когда скакали по городу, и когда собирались перейти арык. Спрашивает он меня, что такое любовь и как она возникает? И еще он меня спрашивает, где она в нас пребывает? Клянусь честью, мне неведомо, что такое любовь и откуда она происходит, но я думаю, что глаза наши — посланники сердца, слух помогает привести в согласие сердце и волю, у души есть множество послов, которых утешает надежда, пять наших чувств подчиняются сердцу и выполняют все его приказы, ноги и руки слушаются волю, а язык благодаря словам утешает душу и тело как только может. Вот почему говорится простонародьем: слова сердце врачуют. Потому-то, сеньора, настоящая и верная любовь, которую питает к вам Филипп, не боится ничего.
Давайте вернемся в город, — сказала инфанта.
И когда они перебирались через арык, она посмотрела, заговорят ли они снова между собой. Но Филипп уже убедился, что плащ его весь мокрый, и поехал прямо в воду. Инфанта как будто успокоилась и поверила всему, что сказал Тирант. Но душа ее не находила покоя, и она так обратилась к Тиранту:
Положение мое таково, что я целиком нахожусь во власти переменчивой фортуны[215]. Но я скорее отрекусь от жизни и от богатств, чем соглашусь взять в мужья грубого мужлана и скупца. И могу вам сказать, Тирант, не кривя душой, что фортуна до сих пор была мне враждебна, так что я утратила всякую надежду. И не осталось мне, бедной и несчастной, ничего другого, как потерять также и веру в истину и справедливость. И если я возьму в мужья Филиппа, а он окажется не таким, каким бы мне хотелось, стану я сама себе убийцей, ибо в отчаянии смогу дойти до крайности, потому как лучше, по-моему, быть одной, чем в дурной компании. И разве не знакомы вы, Тирант, с таким поучением простого народа: напрасно тужится, кто осла да дурака вразумить дюжится, да еще в мужьях такого держит. И поелику милосердие Божие наставило меня, предпочитаю я держаться в стороне, дабы не попасть в беду.
Тут инфанта умолкла, а Тирант не замедлил ответить следующим образом.
Глава 110
О, достойнейшая и прекраснейшая сеньора, исполненная всех добродетелей! Невиданное ваше благоразумие повергает меня в восхищение, ибо вы непрестанно думаете о Филиппе! И, к вящей славе вашего высочества, — не для того, чтобы просто воздать ему должное или из жалости к нему, а потому, что в наше время Филипп — один из самых лучших рыцарей в мире. Он более всех вам подходит, он молод, отважен, щедр, отнюдь не груб, но разумен, и потому во всех землях, где мы были, таким он и прослыл среди рыцарей, дам и девиц. Мавры и те, увидев его, проникались любовью и мечтали ему служить. А если вы не верите, вглядитесь сами в его лицо, ноги, руки и все тело. И ежели угодно вам увидеть его нагим, не отвергайте моей помощи, ибо часто целомудрие не дает узреть красоту. И знаю я, что вы, ваше высочество, любите Филиппа чрезвычайно, да его и невозможно не любить. Ваша великая ошибка, сеньора, в том, что до сих пор не легли вы с ним в постель, надушенную росным ладаном, мускусом и янтарем, но если вы и после этого останетесь им недовольны, я готов понести любое наказание.
Ах, Тирант, как бы я была рада получить в мужья того, кто мне по душе. Но к чему, скажите, жить с истуканом, от которого не получишь ничего, кроме огорчений и забот?
В это мгновение они вошли во дворец и застали короля в зале. Он беседовал с послами из Франции. Увидев дочь, король взял ее за руку и спросил, куда она ездила. Столы к ужину были накрыты, и Филипп с послами, испросив у короля и инфанты дозволения переодеться, отправились в свои покои.
А в это самое время прибыл в город философ из Калабрии[216], за которым посылала инфанта и которого она с нетерпением ждала, чтобы выведать у него все про Филиппа. Он приехал ночью, рассчитывая назавтра пойти в церковь и отыскать там инфанту. Остановился он на одном постоялом дворе и стал жарить себе мясо. Тут появился некий сводник, несший кролика, и сказал философу, чтобы тот забирал свой кусок мяса, потому как он первым желает зажарить себе ужин. А когда-де он закончит, то и философ сможет достряпать.
Друг, разве тебе не известно, что эти дома — общие для всех, и кто первым поспел, тот первым и съел? — спросил философ.
Нет мне дела до этого, — ответил сводник. — Вы что, не видите у меня в руках кролика? Его мясо ценнее баранины, потому его и жарят прежде, а вот куропатка — благороднее кролика, и потому ей должна быть оказана еще большая честь.
215
...я целиком нахожусь во власти переменчивой фортуны. — Речь Рикоманы представляет собой скрытую цитату из «Медеи» Сенеки.
216
...прибыл... философ из Калабрии... — Первая часть рассказа о философе из Калабрии генетически восходит к библейской истории о заточении Иосифа, сына Иакова и Рахили, в темницу и истолковании им снов другим узникам и самому фараону (см.: Быт. 40: 1—23; 41: 1—36). Вторая же часть рассказа восходит сразу к нескольким источникам: сборнику сказок «Тысяча и одна ночь», анонимному сборнику XIII в. «Новеллино» и «Книге назидательных примеров, расположенных по алфавиту» Клементе Санчеса де Версиалы, написанной между 1400 и 1421 гг.