— Удивительно, как такие примитивные ящеролюды, которых мы с Тирионом встретили в джунглях, могут разбираться в подобных вещах.
— Очень сомневаюсь, что они разбираются. Они воины и рабочие. Грамотной, образованной была жреческая каста — и более чем грамотной, по нашим меркам. Они и их хозяева, древние жабы-боги их расы, единственные, кто мог овладеть языком в полной мере. Ни эльфу, ни человеку, ни гному, раз уж на то пошло, не понять их мыслей. Даже сейчас я могу только догадываться о значении некоторых символов. Ближе всех подошел к постижению сланнов Каледор, и, полагаю, это не последняя из причин, по которым он стал величайшим магом.
Слова старика больно ударили Теклиса. Он вдруг осознал, что если на изучение этого языка уходит целая жизнь, то начинать нужно как можно скорее. Сланнский, похоже, являлся ключом к пониманию многого, с его помощью Теклис, наверное, мог превзойти даже древних мастеров магии, определивших форму современного мира. Но все это дело будущего, сейчас же его куда больше интересовало истинное значение надписей. И верховный Хранитель знаний, кажется, чувствовал его нетерпение.
— Насколько я могу судить, данный текст касается нашего настоящего. Определенные астрологические ссылки, которые он содержит, позволили мне соотнести предсказание с нынешним расположением звезд и планет. В сланнских записях такое часто встречается.
Морелиан указал на иероглифы, расположенные внутри множества пересекающихся кругов. Некоторые руны при определенных обстоятельствах обозначали названия планет и, возможно, имена богов или демонов, управляющих движением этих небесных сфер.
— Эти руны предрекают катастрофу худшего сорта. Они связывают полярные эфирные врата и богов Хаоса. Полагаю, врата откроются точно так же, как открылись они во время первого вторжения Хаоса, и, думаю, нет нужды говорить, что это не сулит ничего хорошего никому из нас.
— Белтания сказала то же самое, — поделился Теклис. — Причины так думать у нее другие, но к выводам она пришла тем же самым.
— Не одна она. Ветра магии дуют странно. И в Котике, и в Лотерне чародеи наблюдали зловещие знамения. Я получал сообщения о подобных знаках даже из цитадели Рассвета.
— И что мы можем сделать? — спросил Теклис.
Верховный Хранитель пожал плечами.
— Я написал Королю-Фениксу, предложил отправить экспедицию в Северные пустоши, чтобы выяснить, что там происходит.
Теклис кивнул. Это определенно имело смысл. Разговоры о порченых ветрах магии и странных звездных знамениях это, конечно, хорошо, но самый простой способ узнать правду — послать наблюдателей на место событий.
— И что он сказал?
— Я как раз жду ответа.
— Будем надеяться, он скоро примет решение. А то ведь как бы не стало слишком поздно.
ГЛАВА 20
Теклис и верховный Хранитель знаний шагали по подземельям Башни Хоэта в молчании. Последние полчаса они обсуждали исследованные Морелианом надписи сланнов и, кажется, сказали все необходимое. Неполный перевод верховного Хранителя Теклис прихватил с собой.
Они шли мимо ящиков, полных диковинных артефактов ранних веков. Теклис любил это место, оно всегда успокаивало его. Находясь в Белой Башне, он всегда старался проводить тут несколько часов в день.
Маги миновали Посох Каладреона, который носил когда-то герольд Бел-Хатора. Жезл оплетали чары, создающие ореол мира и спокойствия. Прекрасная вещь, но применение ей в современном мире найти трудновато. Теклиса восхищали вложенная в посох замысловатая магия и филигранная резьба, изображающая крылатую богиню милосердия, украшавшая его.
Он взглянул на Оракула Маммакиса — высеченного из мрамора льва, который, говорят, оживает каждые десять веков и отвечает на любой заданный ему вопрос — правдиво, что не всегда по душе вопрошавшему. Надпись рядом со статуей сообщала, что вновь лев заговорит через двести двадцать лет.
Возле Боевой Короны Сафери Теклис задержался. Мало найдется на свете столь же красивых вещей, а эта еще и могущественна, ее чары многократно усиливают колдовство носителя. Корона — один из самых мощных артефактов, находящихся во владении Хранителей знаний Белой Башни. Тому кто наденет ее, суждены великие подвиги.
Руки чесались от желания взять корону и водрузить ее себе на голову. Что-то в артефакте почти заставило его это сделать. Редко Теклиса влекло к чему-нибудь так. Казалось, что эта вещь принадлежит ему, принадлежала всю его жизнь и будет принадлежать всегда.
Верховный Хранитель заметил, как изменилось лицо Теклиса: