Каково это: провести шесть тысяч бессонных лет, плетя заклятье, беспрестанно старающееся расплестись, постоянно защищая его от сил, стремящихся уничтожить чары?
— Мы встретились не случайно, — сказал Теклис. — По крайней мере, мне хотелось бы в это верить.
— Сложно сказать, что происходит случайно, а что нет, — вздохнул первый архимаг. — Когда-то я думал, что во всем есть система, что все имеет какой-то смысл и что если я сумею понять его, то все будет чудесно. Больше я в этом не уверен. Я вообще не уверен ни в чем.
— Ты провел тысячи лет, поддерживая систему, сохраняющую порядок вещей.
— Думаю, это и изменило меня. Если бы нас тут не было, если бы мы не переплетали постоянно наше заклятье, вокруг царил бы лишь Хаос. И это, возможно, одна из причин, по которым тебя позвали сюда.
— То есть?
— Система рушится. Узор рассыпается. Все выходит из-под контроля. Хаос набирает силу, его энергия оскверняет Вихрь, а некоторые еще и стремятся ускорить распад.
— Это безумие! — воскликнул Теклис. — Кому такое может быть выгодно? Это же уничтожит Ултуан, а потом и весь мир.
— Хорошо, что ты это понимаешь, — сказал Каледор. — Но есть и те, кто не видит того, что ясно тебе. Те, кто ищет в разрушении Вихря возможность. Они считают, что умеют контролировать силы Хаоса и потому могут переделать их по своему желанию.
— Такое возможно? — спросил Теклис.
Похоже, кто-то возжелал переступить все границы, выйти за пределы бренности, обрести божественную силу.
— Теоретически. На практике же… сомневаюсь, что все будет работать так, как ожидает Морати.
— Так мы говорим о Королеве Ведьм?
— Да, и, возможно, о ее сыне, отпрыске Аэнариона, Малеките.
От масштаба честолюбивых стремлений, выявленных утверждением Каледора, перехватывало дыхание.
— Как же они это сделают?
— Соблазнительно?
— Да кто бы не соблазнился?
Каледор улыбнулся мрачно, словно озлобленно. Сложность его эмоций заставила Теклиса устыдиться. Старый чародей развел руками и пожал плечами:
— Действительно. Кто бы не соблазнился?
— Как думаешь, что они планируют?
— Если Вихрь уничтожить, в мир хлынет Хаос и затопит его. В конечном счете мутирует сама материя, и структура реальности под напором сил Хаоса станет текучей. Когда это случится, маг, достаточно могущественный и умелый, сможет — теоретически — переделать мир по образу, созданному им самим.
— Это действительно возможно?
— Честно говоря, сомневаюсь. Мы говорим о магии подобных масштабов, с какими работают лишь боги да высшие демоны. Тем не менее, возможно такое или нет, я считаю, что Морати замыслила именно переделку мира. Думаю, она хотела этого всегда, еще даже до того, как встретила Аэнариона.
— Ее нужно остановить, — заявил Теклис.
— Конечно, нужно. Ты здесь, потому что нам требуется оружие против тех, кто поглотит мир. Ты будешь нашим мечом.
— Я?
Теклис вдруг почувствовал себя очень уязвимым. Легко говорить, что кто-то обязан остановить самую могущественную колдунью всех времен. Но когда этим кем-то должен стать ты…
Лицо Каледора оставалось суровым.
— Все мы чувствуем себя так, когда судьба хлопает нас по плечу. Я никогда не думал, что однажды…
Он отвел глаза и покачал головой. Стены комнаты растаяли, и перед Теклисом открылось безбрежное мерцающее пространство, заполненное пылающим орнаментом. Но центр узора разъедала злокачественная тьма. Тьму окружали пламенеющие фигуры, похожие на эльфов, но ростом до самого неба, творящие заклинания, чтобы удержать мрак. Однако тьма все равно угрожала прорваться, не в одном месте, так в другом.
Стены вернулись. Вокруг магов сгустилось помещение. Каледор, на миг вроде бы превратившийся в одного из тех далеких гигантов, вновь стал худым, сутулым и очень грустным стариком.
— Мы не можем. Мы здесь застряли. Мы кричим и предупреждаем — в снах Мудрых. Мы плетем заклятья, призывая помощь. Ты — присланная нам подмога.
— Значит, Морати нужно остановить… — тихо проговорил Теклис. — Что я должен сделать?
— Ты должен вернуться и сказать чародеям Хоэта готовиться к войне. И сам тоже должен приготовиться.
— Я? Я не боец.
— Ты из крови Аэнариона. Сомневаюсь, что у тебя возникнут проблемы с убийством.
— Проблема в том, что убить могут меня.
— С этой проблемой живет каждый.
«Но не ты», — хотелось сказать Теклису, однако старый чародей словно прочел его мысли.
— Я больше не живу, — вздохнул он.