— Поможет все что угодно. Мы тут предоставлены сами себе.
Кажется, она осознала его положение.
— Ты сделал для меня все возможное, князь Тирион, и я буду вечно благодарна тебе.
— Всего возможного, скорее всего, недостаточно. Здесь целая армия, и она охотится на нас. Кто знает, что они сделают, когда найдут тебя?
— Будем молиться, чтобы никогда этого не узнать.
— И кому нам молиться? Наши боги, похоже, покинули нас.
— Один из твоих богов по-прежнему с тобой.
— Что ж, тогда позаботимся о том, чтобы это не изменилось.
Они пошли дальше, углубляясь в темноту леса. Позади них горел Авелорн.
КРАХ МАЛЕКИТА
ПРОЛОГ
Чародей посмотрел на сидящую по ту сторону шахматной доски Смерть.
— Ты не реальна, — сказал маг.
— Брось, Каледор, — отозвалась Смерть. — Не в том ты положении, чтобы сомневаться. Ты, как-никак, мертв.
Чародей прижал ладонь к груди, к тому месту, где должно было стучать сердце. Оно не билось. Тогда он поднес руку ко рту — и не ощутил тепла дыхания. Нащупал запястье — пульса не было.
Крохотный осколок знания вошел в вязкую пустоту памяти. Он умер… давно, очень давно, стараясь спасти мир. Умер медленно и очень мучительно, творя — пытаясь сотворить — могущественное заклинание.
Каледор. Да, когда-то его звали Каледором. Когда он числился среди живых и еще пользовался именем. Но чародей не знал этого, пока Смерть не обратилась к нему. Больше он почти ничего о себе не помнил, но вновь обрести имя — это хорошо. Это начало, от которого уже можно отталкиваться.
— Тем не менее, — повторил Каледор, — ты не реальна.
Смерть подняла длинную бледную руку, снимая костяную маску, побарабанила пальцами по пустоте под глазом и вздохнула. Тихий терпеливый вздох длился, казалось, целую вечность, что свойственно, пожалуй, любым поступкам богов.
— Видимо, ты собираешься поспорить о природе реальности, в которой ты мертв и все-таки осознаешь и мое, и свое существование. Ты ведь из тех, для кого не существует никакой загробной жизни, а есть одно лишь ничто.
— Вовсе нет, — ответил Каледор. — Я только сомневаюсь в реальности происходящего.
— Все живые делают это с начала времен, — пожала плечами Смерть. — Удивляюсь, что и ты оказался столь же неоригинален.
— Почему я здесь? — спросил Каледор.
— Ты здесь, чтобы сыграть в Великую Игру и решить судьбу мира.
Каледор погрузился в размышления. Он думал о словах Смерти и о самой Смерти. Темный бог предстал перед ним в обличие высокого, очень бледного эльфа. С черными ногтями. И черными зубами. С глазами — бездонными черными омутами. В мантии из паучьего шелка цвета черного винограда с виноградников дальнего юга. На мантии мерцали вышитые серебряной нитью все имена, под которыми знали этого бога эльфы: Кхаэла Менша Кхаин. Жнец Душ, Губитель Миров.
Возле стула Смерти стоял, прислоненный к спинке, огромный черный меч без ножен, уже виденный Каледором прежде, хотя тогда он принадлежал не Жнецу. На клинке горели чудовищные руны. Клочья душ, поглощенных клинком, налипли на обнаженный металл грязной коростой. Мерзкую вещь окружала аура несравненной злобы, бросающаяся в глаза даже в этом странном месте и даже тогда, когда меч бездействовал. От одного взгляда на клинок начинало тошнить.
Так что Каледор переключил внимание на доску. Она действительно напоминала шахматную, но была куда больше и гораздо, гораздо сложнее. Каждый квадрат вмещал сланнские руны, обремененные мистическим смыслом, символы, управляющие магией времени и пространства.
Судить об истинных размерах доски оказалось трудно. Каждая клетка выглядела дырой в реальности, окном, выходящим на совершенно иной слой мироздания. И располагались клетки отнюдь не рядом друг с другом, они парили в воздухе на разных уровнях, соединенные линиями эллипсов — все квадраты находились среди концентрических кругов, имеющих собственное тайное значение.
Каледор откуда-то знал, что каждая клетка представляет собой определенное место. Какие-то из этих мест он знал при жизни, какие-то возникли уже после его смерти. Игровая доска была картой — картой весьма специфической реальности. И имелась в ней скрытая закономерность, система, которую, маг чувствовал, можно понять, если дать себе время.
«Что сверху, то и снизу», — прошелестело где-то в глубине его сознания. Что меняем здесь, меняется и в настоящем мире. Эта карта не только изображает территории, в некотором странном смысле она и есть территория.