- Я не понимаю вас.
- Ты был со мною рядом десять лет, Адайн. И кого ты видел перед собой? Существо, забравшее тебя из дома в свою постель? Правителя, который угнетает твой народ? Эльфа, сломавшего тебя, лишившего тебя твоей жизни? Я был тем, кого ты был готов и хотел видеть, Адайн. Ты не ждал от меня ничего другого, и я не стал обманывать твоих ожиданий. Так было легче. Проще. Ты открылся Риэлю. Ему, а не мне. Потому что от него ты ничего не ждал. Ты увидел в нем его самого, а не арана, мучавшего тебя десять лет.
- Вы сказали... – Адайн медленно и неловко шагнул вперед и судорожно вздохнул. Движение отдалось болью во всем теле.- Вы сказали, что боитесь потерять меня. Но вы никогда не горели желанием говорить со мной, лорд Алькариэн, а сейчас говорите. И не как с вещью, принадлежащей вам. Почему? – он остановился рядом, тяжело опираясь ладонью о стекло. – Почему боитесь? Кто я? Вы ведь никогда и ни с кем не делили меня. И никому не позволяли не то, что наказать, но даже просто коснуться меня.
Алькариэн резко сжал кулак и выдохнул. Адайн вздрогнул. Ему вдруг показалось, что его сейчас ударят. Он замер на вдохе, но Алькариэн неожиданно расслабился и тихо рассмеялся, утыкаясь лбом в стекло и закрывая глаза.
- Ты такой же упрямый, как и твой отец, Адайн.
- Что?.. – На секунду показалось, что он ослышался. Но секунды текли, а выпорхнувшее слово таяло льдинкой. Отец. Такой же, как отец. Выходит... Сопоставить один и еще один, сложить в уме и рассмотреть полученное, не составило труда. Так просто. Аран знал его отца. Очень хорошо знал. Даже слишком хорошо, если подумать. В груди заболело так сильно, что сбилось дыхание. Невозможно, страшно больно. И сломанные рёбра были ни при чём. Он – не игрушка. О, нет. Он … инструмент. Заточенный именно так, как надо.
- Так вы ему мстите… за что?
Алькариэн повернулся к нему. Окинул долгим взглядом, невесомо коснулся синяка на груди.
- Вернись в постель, Адайн. Вернись, и я расскажу тебе все, что хочешь знать. Правда, не уверен, что это тебе понравится.
Адайн медленно опустил руку. Пальцы замерзли. Стекло было таким холодным. Отчего-то путь до постели показался бесконечным. Он перебирал ногами, глядя в пол, а в мыслях вертелось, точно опадающие листья: такой же упрямый, как отец. Такой же... как отец... Человек, ушедший однажды из дома и не вернувшийся больше никогда. Он почти не помнил лица, но помнил сильные мозолистые руки. Ведь эти руки вытаскивали его из шахты…
На постель он не опустился. Рухнул. Устало и обреченно. Ноги подкашивались. Вот теперь – подкашивались и не слушались. Будто он напился допьяна. А слова эльфа выкрутили его досуха. До смерти.
- Не важно, понравится или нет. Просто скажите.
Алькариэн проследил за тем, как Адайн устраивается, а потом отошел в сторону. Активировал голопроектор, открыл какую-то папку, ввел пароль, и в воздухе повисло изображение. Словно не фотография, а чье-то воспоминание. Два молодых эльфа, обнимающих друг друга за плечи и смотрящих, кажется, прямо в глаза. Счастливые сияющие лица, одно из которых не узнать невозможно. И улыбка, которую Адайн никогда не видел у Алькариэна. Яркая, солнечная, светлая. В те времена Алькариэн еще не носил хвост, и волосы свободно рассыпались по плечам, обрамляли лицо, будто светящееся изнутри. Второго, с яркими синими глазами, Адайн не знал.
- Его звали Тиэль. Он был старшим сыном Второго дома и моей парой. Давно, еще до Исхода. Когда мы остались, то думали, что главное – это быть вместе, ведь если ты не один, то справиться можно со всем, – Алькариэн говорил спокойно, даже слишком. – Мы создавали все с самого начала. После Великой войны и люди, и дварфы были разбиты и рассеялись по миру. Тириос остался единственным городом, который сражения почти не затронули. Но нас было слишком мало, чтобы справиться самим. А у дварфов почти не осталось их наследия. Людей война откинула на сотни лет развития, и помочь тогда они нам ничем не могли. Но мы справились. Так или иначе – справились. Мы не только выжили, но и начали развиваться. Но, думаю, общая история тебе не очень интересна. Тиэль… был со мной долго, большую часть моей жизни. Я думал, что у нас нет проблем, и не замечал, как он меняется, становится другим. Я отвечал за сотни душ, и на… личное не хватало времени и сил. Все закончилось, когда мне сообщили, что он погиб. Спасал свою семью от мародеров. Семью, Адайн, о которой я ничего не знал. Женщину-человека и маленького сына. Тебя. Боль потери была ничем по сравнению с болью от предательства. Я отпустил бы его, если бы он только сказал… Сказал, что хочет другую жизнь. Но он лгал мне. У эльфов вечность в запасе, но у бессмертия есть своя цена. Время нас не лечит. И мы помним все так, как будто это было вчера…
Я пытался забыть, погрузившись в дела, пока однажды, в полицейской сводке не увидел вдруг твои глаза, Адайн. Почти такие же. Я должен был проверить, и не мог поверить, что прошло так много лет, и сын Тиэля уже вырос. Тебе сделали тест ДНК, и мои догадки подтвердились. И тогда я тебя забрал. Не буду лгать, говоря, что я тебя не ненавидел. Глядя в твои глаза, я вспоминал о той боли, что причинил мне Тиэль и снова, и снова мстил ему, причиняя боль тебе.
Я не знаю, когда все изменилось. Когда я перестал видеть в тебе его. Может… когда впервые поймал твой взгляд. Или когда впервые коснулся тебя. Но с тех пор образ Тиэля тускнел все больше, уходил. Но я уже не мог измениться для тебя. Ты смотрел на меня с ненавистью, ты был ею ослеплен, несмотря на видимую покорность. Я знал, что не в состоянии это изменить, твое отношение ко мне. Ты не хотел меня видеть, говорить со мной, и я позволил тебе жить так, как будет проще для тебя. Делая то, чего ты от меня ждешь. Но я никогда не считал тебя игрушкой, Адайн.
Алькариэн замолчал. Потом, кинув скользящий взгляд на лежащего в постели человека, направился к двери.
- Я оставлю тебя. Тебе нужно это осмыслить. Но если у тебя появятся вопросы – я буду в кабинете.
И дверь за ним закрылась с тихим стуком.
Боль вскипала внутри. Поднималась жаркими горькими волнами, опаляя душу. Слез не было. Он давно разучился плакать. А он ещё думал, что сильнее задеть просто невозможно. Выходило – можно.
Изображение, точно насмехаясь, светилось среди комнаты. Они впрямь похожи… с отцом похожи. Тот же цвет волос. Цвет глаз. Форма губ. Только эльф был выше. Тоньше. Изящнее. И черты породистого лица точно выведенные тонкой кистью. Он сам – грубее. Будто эльф выточен из друзы хрусталя, а он – из мрамора. Тяжеловеснее. Более неуклюжий. Неповоротливый.
Отец… эльф… выходит он сам – полукровка. И вряд ли может называть себя человеком. Таких, как он, не слишком жалуют. Грязнокровный. Ни рыба, ни мясо, как говорят дварфы. Ни человек. Ни эльф…
Эльф. Отец – эльф. Который погиб, спасая их с матерью от мародеров. Тогда кем был тот, кого он все эти годы считал отцом? Тот, кто подарил матери дочь?
…Ты не хотел меня видеть, говорить со мной, и я позволил тебе жить так, как будет проще для тебя. Делая то, чего ты от меня ждешь…
Адайн застонал. И как долго это все длилось бы?
Полукровки сполна получали лишь одно: способность жить долго. Много дольше людей. Они переживали смерти тех, кого считали семьей и не выдерживали свалившегося на них. Многие сами укорачивали себе век. Сколько еще лет он умирал бы от презрения к себе и ненависти к окружающим его?
Боль распирала изнутри. Раздирала. Заставляла его корчиться на постели, беззвучно крича, кусая уголок подушки. Не к кому идти. Некого просить о помощи. Он один.
Отдышался он не сразу. Несколько бесконечно долгих минут, показавшихся вечностью, он жадно глотал воздух, пока отчаяние, отравлявшее кровь, не выстыло. Сложнее оказалось заставить тело снова повиноваться. Встать. Отыскать в гардеробе хоть какую-то более менее подходящую по размеру одежду. Он не станет больше нагим разгуливать перед араном.
Длинная, в пол, туника неудобно путалась в ногах, но всё равно Адайн считал, что это лучше, чем узкие брюки и тесная рубашка. В кабинет он вошел, не постучавшись. Но по многолетней привычке замер у порога, не решаясь пройти дальше. Адайн-слуга должен был войти и остановиться в углу, потупив взгляд. Адайн-полукровка… его места в этом мире он сам не знал.