Метрах в пятистах от нашей первой стоянки на Иль Фуке на рифе лежит большой, по крайней мере пятнадцати а может быть и двадцати - метровый катамаран, вернее то, что от него осталось. Корпус наполовину занесло песком. При посадке на риф этот катамаран буквально «въехал» в толпу береговых пальм и они теперь склонили над ним свои стволы и кроны. Очень живописно и фотогенично.
Я погулял внутри корпуса. Все на месте – сидения в салоне, раковины в умывальниках. Офицер с английского патрульного катера сказал нам, что катамаран вынесло на риф в декабре, в сезон циклонов. Команда завела три якоря, но ничего не помогло.
На нашей «навиониковской» карте, про разбитый катамаран ничего нет – наверное потому, что он в основном на берегу. Но недалеко, буквально в паре сотен метров от нас, обозначено затопленное судно, и тот же английский офицер, рассказывая нам про катамаран, показал пальцем в ту сторону и сказал: « А там вон, еще одна...». Эли разглядел в этом месте буй и мы пошли туда на «Зодиаке». Но буй куда-то исчез и мы ничего не нашли. Назавтра, буй появился снова ( как оказалось, он был на короткой привязи и уходил под воду во время прилива ) и мы снова отправились посмотреть что там есть.
Под водой, на рифовом склоне, на глубине от двух до пяти метров, лежит примерно 45-футовая ферро-цементная яхта.
Видимость в лагуне была хорошая и я всласть понырял и поснимал на этой утопленнице. В правом борту, в самой широкой части корпуса, большой пролом с остатками арматуры. Это то место, которым яхта села на риф. Крышек палубных люков нет и через них сверху льется щедрое экваториальное солнце.
Внутри лодки – тысячи маленьких рыбок, которые поблескивают в голубой тени и вспыхивают искрами, попадая в желтые призмы солнечного света.
В носу живет большой, килограмм на восемь, группер. Со всей этой рыбной камарильей вокруг, ему для поддержания жизнедеятельности нужно только время от времени открывать рот. Поскольку людей он видит нечасто, и внутри лодки видимо чувствует себя в полной безопасности, группер этот совершенно ручной и дал себя поснимать во всех типовых позах – от оборонительной ( морда вверх прямо на вас, хвост вниз под сорок пять градусов) до презрительной (ленивый поворот в сторону, и затем к вам хвостом). Ружья у меня с собой не было, но даже если бы оно и было, стрелять в этого красавця я бы никогда не стал, несмотря на быстро убывающие запасы еды на лодке. Во-первых жалко, а во-вторых это было бы «холодное убийство».
В последний раз мы были в супермаркете на Острове Рождества в начале июля. На Кокосе ничего покупать не стали из-за тамошних астрономических цен. До Маврикия конечно дотянем. «Нет еды» - в нашей табели о рангах означает, что к рису или макаронам может не быть мясных консервов. ОК. Меньше консервированного холестерола.
Про то, как не удалось спасти на Саломоне эту ферро-цементную яхту, мне кажется я читал в «Нунсайте». И по чести говоря, после этих наших археологических наземных и подводных экспедиций, иметь к англичанам претензии за требования, по страховкам, никак нельзя. Ни по поводу эвакуации оставшейся без лодки команды (на Диего Гарсия нет гражданского аэропорта и самолет для этого должен быть заказан из Сингапура или Шри Ланки), ни по поводу снятия лодки с рифа. Те, что мы видели, потому наверное там и лежат, что не нашли способа как уплатить за их уборку.
И вообще, люди в Лондоне обращались с нами в лучшем смысле слова по-английски. Мы один раз меняли состав команды ( два человека вместо четырех) и два раза дату прихода, и они аккуратно и без задержек присылали Ирочке откорректированные варианты «Допуска», а она нам сообщала об этом СМС-ками по спутниковому телефону
11 Августа. Чагос. Якорная стоянка у острова Боддам.
Сначала, на нашей первой стоянке у Иль Фукэ, мы отправились просто погулять на берег. Пространство для гуляния, однако, оказалось очень узким, при том что шел отлив. В прилив гулять на Чагосе просто негде. Упавший с пальмы орех тут-же , под этой-же пальмой, прорастает ярким и молодым зеленым побегом.
Без вмешательства человеческой руки, пальмовый лес быстро и неотвратимо превращается в непроходимую чащу. Пальмы не растут в морской воде, но всю имеющуюся на рифе землю используют до последнего миллиметра. Крайние пальмы ( а они самые высокие и самые ветвистые ) корнями еще на рифе, но все остальное дерево вытягивается над водой из последних сил.Поэтому узкий пляж из белого песка, появляющийся при отливе, оказывается перекрытым стройными дугами пальмовых стволов, при том что кроны этих пальм «зависают» полностью над водой.