На Танну, как нам сказали, чтобы посмотреть на вулкан Ясир. В Порт Резолюшен, потому что там тихо и потому что близко к вулкану.
Добежали мы до Танны действительно за десять дней. Погода была разная, и мы даже какое-то время шли против ветра. Эли читал свою электронную книжку на иврите. Рыбаки ловили рыбу. Я прял свою капитанскую пряжу. Порт Резолюшен мы проехали – настолько он оказался неприметен по сравнению с рассказами. Вернулись и очень удивились. В таком месте где-нибудь в Полинезии или даже на Тонга-Самоа не было бы места бросить якорь. А тут ну просто никого. Мало того - ничего, абсолютно ничего и на берегу тоже. Мы сначала даже растерялись. Как у Платонова: « А где-же город-то?». Бросили якорь посреди этой райской бухты и стали ждать когда полетят копья туземцев из густых пальмовых зарослей на берегу. Действительно минут через двадцать появился ниоткуда туземец в крошечной долбленой из ствола пироге с поплавком привязанным на сучковатой палке какими-то сухими травами.
Такого мы еще никогда не видели. Даже на полу-необитаемом Сан-Бласе в Панаме индейцы Куна-Яла развозили свои бисерные расшивалки на пирогах с подвесным мотором. Я уже не говорю про французских полинезийцев, прочно оседлавших японские четырехведущие бездорожники. Стало почему-то очень ясно, что мы попали совсем- совсем в другое место. И так оно потом и оказалось. Туземца звали Том и он сказал, что за пальмами, на крутом высоком берегу есть вануатская деревня. Мы спустили на воду «Зодиак» и поехали на берег смотреть деревню.
За мысом, на пляжике, совершенно закрытом какими-то огромными баобабами, привязали Тишин «Зодиак» между долблеными пирогами и поднялись по обрыву на плато. Там, посреди тропического леса, действительно оказалась большая туземная деревня. Ничего менее похожего на все, что мы видели в Тихом Океане до сих пор, невозможно себе представить: тростниковые хижины и навесы для сушки кокосов, женщины у очагов с множеством детей и собак вокруг, загоны для кабанов, кости каких-то животных на деревьях ( в почитание таинственных культов), центральная площадка для коммунального варения и распития кавы (легкий травяной наркотик). Никакого электричества или телефонов. Но абсолютно чисто, тихо и, главное, как-то очень достойно и в высшей степени доброжелательно. Мы шли по деревне и из каждого дома выходили мужчины и женщины, протягивали руки и представлялись, называя детей по имени тоже. Одна женщина из группы сидящих на траве, подошла ко мне и протянула несколько больших авокадо. Я достал пару долларов ( местных «вату» у нас еще не было) и дал ей. Деньги она взяла, но положила их на траву и ветер покатил мои американские доллары по тропе между хижинами. Очень скоро выяснилось, что деньги тут никому не нужны. Нужен бензин. Это главный продукт бартерного обмена. Нам на «Тишу» все время привозили овощи и фрукты и просили только бензин – хотя бы немного. Мы давали, хотя и немного. Много у нас просто не было.
Один мужчина вызвался быть как-бы гидом и повел нас по деревне, показал дом вождя, рассказал про каву ( эту площадку как раз подметали для ежевечернего ритуала), и в конце концов вывел нас на окраину деревни к океану. Мало я видел в своей теперь уже долгой морской жизни таких роскошных берегов. Слепяще белый на солнце коралловый песок, высокие зеленые пальмы и изумрудный океанский накат в обе стороны до горизонта. И ни души – как на полинезийских атоллах.
Я потом долго думал, что произвело на меня самое большое впечатление от посещения этой первой в моей жизни по-настоящему туземной деревни в океане. И вот что я придумал. Эти люди живут самой настоящей жизнью из всех возможных – сейчас и в этот самый момент. Все что у них есть – тут с ними. Никакой другой жизни где-то там, или когда-то там потом. Нечто подобное я ощущаю всякий раз на Кастеллоризо, проходя вечером между столиками, за которыми сидят местные рыбаки. Но ведь рыбу эту еще нужно продать в рестораны. А паромы в этом году меньше привозят туристов с Родоса, и Ставридис дает за рыбу меньше,чем Лавракис, и черепица для нового дома опять подорожала. Нет, нет у этих греков на лицах того покоя, тишины и ясности, какие видишь на лицах вануатян на острове Танна...
Постепенно начинало становиться понятно кто нужен нам. Глубокий и всесторонний анализ информации, полученной от многочисленных посетителей на долбленых пирогах показал, что нам нужен Стэнли. Все остальные тоже обещали отвезти нас на вулкан, но как-то так получалось что все время возникала необходимость договориться со Стэнли. Наконец появился на своей долбленой пироге и сам Стэнли, который помимо куцей «бисламы», говорил еще и на вполне сносном английском. Стэнли также сказал нам, что он знает по меньшей мере пятнадцать из тридцати пяти племенных языков, на которых говорят на Танне (максимальный размер острова – 19км). Мы поили Стэнли чаем с новозеландским сыром, а он много и интересно рассказывал про жизнь своего племени. В деревне – все родственники. Браки заключаются, как правило, между двоюродными братьями и сестрами по договоренности между братьями в предидущем поколении. Невеста идет жить в дом жениха. Все браки должны быть одобрены вождем племени. Очень сложная система образования и наследования имен – я так окончательно ее и не понял. В деревенской школе учат «бисламе», но также зачаткам английского и французского. Денег ни у кого нет и племя живет практически полностью натуральным хозяйством. Их все равно не на что тратить, так как ближайший магазин – в Ленакеле, на той стороне острова – несколько часов на машине, которой ни у кого нет.