Запах анатомического театра — сладковатый запах формалина и дезинфицирующих средств, смешанный с отвратительным запахом тления, — пропитывал одежду Джейсона, его кожу и надолго застревал в носу.
По вечерам, под впечатлением событий дня, Джейсон возвращался в свою меблированную комнату, безликую мансарду в бедной части Лондона. Бывало, едва войдя, он хватал скрипку и играл почти до полуночи, забыв о том, что ему надо заниматься и готовиться к завтрашнему дню. Он не выбирал, что играть, играл без нот подряд все, что помнил, одержимо и бессистемно. Потом он, не задумываясь, играл что-то совершенно незнакомое, для него это были только звуки. Он играл до тех пор, пока кто-нибудь из соседей не начинал в ярости стучать в стену или в потолок, а то и сама хозяйка, миссис Буклингем, поднималась к нему и призывала его к порядку. Миссис Буклингем была полная, энергичная, уже далеко не молодая дама с шаркающей походкой, от нее пахло жареным салом и влажной шерстью. Она всегда была на ножах с кем-нибудь из своих жильцов, и Джейсон подозревал, что днем, когда он отсутствует, она отпирает его комнату и шарит в его вещах. Она единовластно правила в своих меблированных комнатах, и один из жильцов, склонный к юмору, окрестил ее дом Буклингемским дворцом. Когда грозная миссис Буклингем, задыхаясь от одышки, поднималась к Джейсону, ему казалось, что перед ним одно из безобразных, безымянных тел в анатомическом театре; усилием воображения он цинично представлял себе, что она уже вскрыта, белые отложения жира отодвинуты в сторону, и кто-то достает пальцами ее печень. Это была его месть. Так он заставлял себя смотреть на весь мир — на студентов, с которыми учился, на профессоров, на прачек, проходивших по его улице, на зеленщиков, дрессировщиков животных, проституток. Все они представлялись ему точно в дурном сне. Бездомные дети трущоб, рожденные в трясине безнадежности, грязи и темноты. Они бродили по улицам и жевали капустные листья, подобранные на мостовой. Когда они вырастали и у них начинало зудеть в известном месте, они спаривались и рождали себе подобных.
Надрывайся и вымаливай себе кусок хлеба, человек, грызи ближнего и молись Богу. Рассматривай микробов под микроскопом. Говори и улыбайся. Все говорят и улыбаются, говорят ни о чем, шумят и напиваются, изредка или постоянно. Потом в один прекрасный день умирают, старые и молодые; умирают, и их хоронят, одних с лавровыми венками, других находят в сточных канавах и отвозят их трупы на вскрытие. Такова жизнь. Кишащий круговорот, бесконечный и бессмысленный.
Иногда Джейсон видел самого себя лежащим со вскрытой брюшной полостью. За серыми губами виднелись зубы. Из-под застывших век поблескивали полоски белков.
Если он не возвращался домой к своей скрипке, случалось, он ночь или две пропадал в чреве города. Там был большой выбор развлечений. Так Джейсон узнал кое-что о себе; оказывается, он был способен на то, о чем не мог и помыслить, на то, что вызывало у него недоуменное презрение к самому себе.
Занятия в университете шли не блестяще — в первом семестре Джейсон израсходовал всю энергию. Он вспоминал анатомические альбомы, которые были у них дома, застекленные витрины в кабинете отца, эксперименты и телескоп. И все меньше понимал, что, собственно, заставило его заняться медициной. Своеобразный долг чести, это, безусловно, долг перед памятью отца — Джейсон поступил так, как от него ждали. Кроме того, профессия врача давала бы ему определенный доход. Ну а помимо этого? Чем еще можно объяснить его увлечение естественными науками и медициной? Собственным интересом? Или живыми, впечатляющими объяснениями отца? Да, конечно, но ведь должно же быть и еще что-то. Каковы были его собственные побуждения, куда вела нить его собственной жизни?
Лишь гораздо позже Джейсон понял, что, оказавшись в подобном положении, мало кто из ученых серьезно задумывался над такими вопросами. Науку движет вперед главным образом стремление к признанию, оно самодостаточно и является той пружиной, которая движет кропотливую работу исследователя. Оно наполняет огнем и смыслом утомительные дни и ночи, проводимые в лабораториях. А уже потом польза, приносимая этой работой, практическая польза, которую дает проникновение в тайны природы, исправление природы, власть над ней. Джейсон искал чего-то помимо этого… И, очевидно, ему не следовало искать в этой картине свое место.