— Эм… учитывая, что ты не можешь мне отказать, это слишком похоже на секс без взаимного согласия, так что — нет. Заманчивое предложение, но я не воспользуюсь тем, кто не способен сказать мне «нет».
— Во имя старейших богов и богинь, ты вся такая искренняя, честная, как священный рыцарь, который и вправду верит своим клятвам. Не ты предлагаешь ему секс, Анита, а он тебе. Он хочет заняться с тобой сексом — хочет еще со времен поездки во Флориду, — закатила глаза Родина — она говорила тоном грубой девчонки, которую переполняет отвращение.
— Не знаю, что на это сказать.
— Я ощущаю твое смятение. Ты почему-то чувствуешь себя ответственной за меня… прости, за нас, хотя наш брат совершил столько ужасных злодеяний с тобой и твоими близкими.
— Я не виню тебя за поступки твоего брата, — сказала я.
— Спасибо, но я хочу иметь дом, Анита. Хочу принадлежать какому-нибудь месту потому, что сам этого хочу, а не потому, что Дина или Родди выбрали его.
— Секс не даст тебе чувства принадлежности, по крайней мере, сам по себе он этого не даст, — возразила я.
— Отсутствие секса чувства принадлежности тоже не породит, — парировал Ру.
Я не могла спорить с его логикой, хотя мне очень хотелось. Поскольку они могли читать мои мысли, я произнесла это вслух:
— Я не знаю, что мне сейчас сказать, так что оставим эту тему на время, — я повернулась к остальным и обнаружила Эдуарда на краю толпы. До меня вдруг дошло, что он и не дернулся, чтобы защитить нас, когда все сверхъестественные телохранители стояли на ушах. Он почему-то знал, что ничего серьезного не произойдет. Как может чуть ли не единственный человек в комнате, лишенный способности читать чужие мысли и чувства, истолковать ситуацию правильно, когда остальные ошибаются? Эдуард чуть улыбнулся мне и приподнял брови, выхватив меня из моих мыслей, вернув меня в настоящее. Все это может подождать.
— Надо решить, что мы делаем с Деймосом, и уже потом разгребать остальное, — сказала я.
— Он захочет спать в драконьей форме, — заметил Ру.
Родина кивнула.
— Ру прав, он меняет форму, и каждая из них реальна, однако ему некомфортно в человеческой.
— Выходит, ему нужно достаточно просторное место, чтобы там спать, — подытожила я.
— Склад, — предположил Никки.
— Он предпочитает комфортные условия или же ему достаточно спать на жестком полу складского помещения? — уточнил Жан-Клод.
— А это важно? — удивилась я.
— Если он остановился на складе, куда будут доставлены постельные принадлежности, это поможет нам определить место, разве не так?
— На некоторых складах продают такие вещи, или хранят их там перед тем, как отправить в магазины, — сказал Никки.
— Я не говорю о том, чтобы изучать оптовые заказы постельных принадлежностей, Никки. Я говорю о мягких подушках, обитых бархатом, дорогих покрывалах в небольших личных заказах, которые отправили с доставкой на склад или в подобное ему полузаброшенное здание.
— Если ты не желаешь, чтобы тебя обнаружили, ты живешь без роскоши до окончания своей миссии, — возразила Родина.
— Я знаю многих мастеров, которые были раскрыты потому, что не смогли жить без комфорта, — парировал Жан-Клод.
— В древней Греции он спал на голом полу пещеры, — сказал Ру.
— Если он хоть немного пообвыкся в современном мире, то захочет более комфортных условий, — заметил Жан-Клод.
— Если он остался прежним, то его нужды будут минимальны, — возразил Джейк.
— Значит, по предметам роскоши его не найти, — констатировал Жан-Клод.
— А где он вообще был последние пару тысяч лет? — поинтересовалась я.
— Мне бы тоже хотелось это знать, ma petite.
— Это имеет значение? — спросил Ру.
— Он выучил современный греческий или какой-либо другой язык? Он вообще умеет читать? — спросил Жан-Клод.
— Ты хочешь понять, закажет ли он с доставкой книги или другие материалы для чтения в то место, где остановился, — догадался Эдуард.
— Oui.
— А он в темноте может видеть? — поинтересовался Питер.
Мы все уставились на него, и внезапно четырнадцатилетний мальчишка показался на лице этого шестифутового парня двадцати одного года от роду, пока Питер изо всех сил пытался не выглядеть смущенным. В конце концов, он уставился на нас в ответ. В четырнадцать его взгляд был бы мрачен, но в двадцать один казался скорее угрожающим. Я почему-то почувствовала, что горжусь им.
— Ты хочешь знать, нужен ли ему свет, чтобы читать, — догадался Ричард.
Теперь все уставились на него, но Ричард смотрел на Питера — ему не было дело до того, что на него пялятся.