Я кивнула.
— Понимаю, к чему ты клонишь. Деймос либо выплевывает различные компоненты для создания греческого огня, чтобы в момент смешения они оказались подальше от его тела, либо…
— Это больше похоже на плевки, чем на дыхание, — согласился Ру.
— Он вообще соприкасается с огнем, когда им плюется, или выдыхает его? — уточнила я.
— Должен соприкасаться, — ответила Родина.
— Какое это имеет значение, если он соприкасается с ним в тот момент, когда выплевывает его? — не понял Джейк.
— Если компоненты для греческого огня инертны, пока они находятся в теле Деймоса, и опасны лишь тогда, когда смешиваются перед плевком, то, думаю, мы сможем взорвать его, не спровоцировав при этом возникновение греческого огня, — заметил Ричард.
— А пристрелить его можно? — поинтересовался Эдуард.
— Только если мы сделаем это быстро и обильно — чтобы убить его до того, как он выплюнет греческий огонь, — сказал Питер.
— Он прав, — согласилась я.
— А как насчет выстрела в голову?
— Если ты гарантируешь, что одним выстрелом снесешь ему башку, то должно сработать, — ответила я.
— Если он будет в своей человеческой форме, то среди Арлекинов и веркрыс найдутся те, кто осилит подобный выстрел, однако если же он будет в драконьей форме, то голова… — Родина соотнесла размеры собственной головы с головой Деймоса — она измерила себя, а после выпрямила руки перед собой и развела их, как рыбак.
— Это в три или в четыре раза больше, чем человеческая голова, — резюмировал Джейк.
— Размер головы не имеет значения, — сказал Эдуард. — Важен размер мозга. У большинства современных животных мозг намного меньше их тел, если сравнивать с человеком, поэтому цель обычно либо меньше, либо такого же размера, как человеческий мозг. Мне не нужно сносить ему всю голову, достаточно размозжить мозг.
— Я не настолько хороша, как ты, с длинноствольным оружием, так что у тебя должно быть достаточно времени для второго выстрела в основание черепа или в верхнюю часть позвоночного столба, потому что обезглавливание означает, что работа сделана. Размозжить мозг сложнее, потому что мы не знаем, где именно в его черепе он расположен, — заметила я.
Эдуард посмотрел на меня, потом на Ричарда, а после — на Питера.
— Если вы, биологи, поможете мне сделать научно обоснованное предположение, то мы сможем убрать его с хорошей и безопасной дистанции.
— Я бы еще и сердце вынула, — сказала я.
— Для такого нам придется раздобыть хорошие защитные костюмы, — сказал Ричард. Он не стал обвинять меня в кровожадности или в любви к насилию, или что он там еще про меня говорил когда-то — просто помогал продумать дальнейшие действия, и это было приятно.
— На случай, если мы заденем места в его теле, где хранятся токсичные и едкие субстанции, пока добираемся до его сердца, — догадалась я.
— Да.
— Верно мыслишь.
— А если ты ошибаешься, и снайперская пуля взорвет его или же приведет к тому, что греческий огонь прольется наружу? — поинтересовалась Родина.
— В таком случае мы порадуемся, что находимся достаточно далеко от него, чтобы нас это не парило, — ответила я.
— Стало быть, идею с противотанковым оружием отметаем? — уточнил Эдуард.
— Думаю, да, мы не можем знать наверняка, что оно не спровоцирует взрыв, тут нет четкой определенности, зато мы точно знаем, что греческий огонь реален, — сказала я.
— Хорошо, — согласился он.
— Потому что у тебя все равно гранатомета с собой нет, — добавила я.
Эдуард улыбнулся.
— Даже федеральный маршал не может взять с собой противотанковую ракету на борт коммерческого самолета.
— Ну, если бы кто-то и нашел способ это провернуть, я бы сделала ставку на тебя, — подколола я.
Он кивнул в знак того, что принял к сведению.
— Значит, теперь нам просто нужно найти его? — спросил Питер.
Я кивнула, остальные согласились.
— Для начала можем поискать склады, которые недавно взяли в аренду, — предложил Джейк.
— Нам неизвестно, как долго он уже в городе, — возразила Родина. — Он мог пробыть здесь несколько недель или месяцев.
— Он должен был пробыть тут достаточно долго, чтобы знать, что Жан-Клод окажется наиболее уязвим в «Запретном Плоде» этой ночью, — заметил Нечестивец.
— Я распахнул свои силы для взаимодействия с аудиторией, и не предполагал, что это откроет меня также и для вызова, — сказал Жан-Клод. В его голосе звучали печальные нотки — срыв выступления огорчил его, ведь он любил находиться на сцене.