— Я обсужу с Родиной эту твою идею, возможно, это поднимет ей настроение.
— Ты кажешься подавленным, а она так вообще в депрессии и опасна. У вас обоих странное состояние сегодня, в чем дело?
— Сегодня наш день рождения.
— И почему это вас огорчает? — еще задавая этот вопрос, я уже поняла, почему. — Черт, день рождения у вас троих, а вашего брата уже нет.
— Да, в этом году он нам снится.
— У вас одинаковые сны? — удивилась я.
Ру покачал головой.
— Нет, но как минимум один раз за ночь Родриго приходит в наши сны.
— Думаю, это нормально, учитывая ваше состояние и день рождения.
— В прошлом году этого не было.
Я покосилась на него, затем вновь уставилась на дорогу.
— Может, тогда у вас просто не было времени, чтобы пережить утрату?
— Возможно, но это пугает — видеть его, когда я закрываю глаза, а потом просыпаться и чувствовать, что утрата снова свежа, будто бы на секунду я забываю, что он мертв, а потом вспоминаю.
— Звучит ужасно, я даже представить не могу, как прохожу через что-то подобное с теми, кого я потеряла.
— Спасибо.
— Мой терапевт может подобрать вам психолога, чтобы пережить горе.
— Это не похоже на горе, Анита.
— А что же тогда? — спросила я.
— Меня будто преследуют.
Я вновь уставилась на него, а потом опять на дорогу.
— Родина чувствует то же самое?
— Сны заставляют ее скучать по нему больше, мои же… я не всегда соглашался с выбором своих родственников, но мы же семья, так что я шел за ними и делал то, что они делали. Ты дала нам с Родиной слишком много вариантов бытия, слишком много решений, которые мы не принимали вместе. Родине кажется, что она теряет меня, как потеряла Родриго, а я чувствую, что предаю свою сестру. Я любил Родриго, но также боялся его. Я понял, что соглашался со многими вещами потому, что не хотел становиться его жертвой или жертвой Родины. Куда лучше было оставаться их союзником.
— Я видела жестокость Родриго, когда он убил Домино.
— Прости, что напомнил тебе о твоей собственной утрате.
— Нет, Ру, я не об этом. Я в том смысле, что Родриго был пугающим.
— Но он был моим братом, и я любил его.
Я подумала о своей собственной семье.
— Семья это порой пиздец как трудно.
— Мне ужасно его не хватает, и, если бы я мог оживить его, я бы это сделал, но в моих снах он ненавидит тебя, угрожает тебе и Жан-Клоду, и Натэниэлу, и Мике, и всем тем, с кем я сблизился. Он хочет делать с ними ужасные вещи, а я не хочу. Во снах я выступаю против него так, как никогда бы не выступил в реальной жизни.
— Во сне мы прорабатываем свои проблемы куда усерднее, чем нам кажется, — заметила я.
— Вероятно, что так, — мягко согласился Ру. Он сгорбился, будто бы у него что-то болело. Не думаю, что болело физически, хотя иногда разбитое сердце ощущается физически, и никто не может разбить тебе сердце так, как это делает твоя семья.
Я не знала, что сказать, чтобы облегчить его боль, так что промолчала. Просто протянула руку и коснулась его ноги. Ру был оборотнем — прикосновение приносит им даже больше комфорта, чем людям. Я собиралась просто похлопать его, но Ру накрыл мою ладонь своей, прижимая ее к бедру. Я перевернула ладонь, чтобы он мог взять меня за руку.
Он держался за мою ладонь и его плечи начали вздрагивать. Я вдруг поняла, что он плачет.
— Я чувствую себя потерянным, Анита, я так потерян.
Я сжала его руку и сказала:
— Я с тобой, Ру.
Он обхватил мою ладонь своими двумя и плакал, не глядя на меня. Так мы и ехали в темноте, пока не оказались неподалеку от свадебного магазина под названием «Пока смерть не разлучит нас и после» — там Ру взял себя в руки и перестал плакать.
— Мне нужно вытереть лицо, но ты можешь, пожалуйста, снова взять меня за руку после того, как я закончу?
— Конечно, все, что тебе нужно.
Он отпустил мою ладонь и вытащил салфетку из кармана своего пиджака, вытер лицо, высморкался, поправил одежду и оружие под ней, а потом снова протянул мне свою руку, и я приняла ее. Так мы и держались за руки, пока я не свернула на набережную, где большинство узеньких улочек вымощены камнем и полны туристов, которые почему-то ни капельки не сомневались в том, что я никого из них не задавлю. Когда я уезжала на место преступления, на улице было полно счастливых людей, которые прогуливались и делали фотки различных вампирских заведений, ожидая, когда те откроются на ночь. Сейчас же все было под завязку забито припаркованными машинами, потому что все уже открылись. Когда-то набережную прозвали Кровавой площадью, и все местные заведения тут были сугубо для взрослых, как, например, «Запретный Плод», но с течением времени вампиры стали более мейнстримным явлением, и заведения тоже. Сперва появились пафосные рестораны, где вампиры хоть и не могли есть, но могли готовить. Люди платили просто за то, чтобы в ресторане большая часть персонала была вампирами. Был даже один новый ресторан, куда вампиры приводили людей, и те ели, пока вампиры наблюдали за ними. На самом деле, Жан-Клод был негласным партнером этого заведения. Его шеф-повар лишь недавно стал вампиром — всего пару лет назад, но ему не повезло: это произошло в той стране, где вампиры считались монстрами вне закона, которых можно убивать на месте. Шеф был известен на весь мир, так что дело вышло громкое, и его трудно было замять, поэтому Жан-Клод пригласил этого вампира в Америку, чтобы открыть ресторан, который будет и обычным, и для кулинарных вуайеристов одновременно.