— Твоя добродетель этой ночью в безопасности, волк.
Грэхем смутился из-за того, что позволил своим страхам проявиться. Он усилием воли заставил себя расслабиться в наших объятиях и не вести себя, как большой ребенок — это были его мысли, а может, и мои, но я точно знала, что не Жан-Клода. Я скользнула пальцами под футболку Грэхема. Кожа у него была такой теплой, что жар его тела задержался под тканью, поэтому я словно грела руки, пробегаясь пальцами по гладкой упругости его живота, пока Жан-Клод повторял те же действия у него за спиной. В какой-то момент я запуталась и не могла понять, какой же части тела я касаюсь — мягкого живота или твердой спины? Грэхем вздрогнул между нами, как будто мы делали нечто большее, чем просто касались его торса с двух сторон.
Жан-Клод посмотрел на меня поверх плеча Грэхема, после чего мы начали водить руками по его телу, продолжая глазеть друг на друга, приводя в беспорядок футболку вервольфа и медленно обнажая его торс на потеху толпе. Народ бунтовался — они кричали и свистели. Я почувствовала, как охрана переместилась ближе к сцене — просто на всякий случай, но они не спешили, потому что на этот раз Жан-Клод контролировал ситуацию, а он не хотел насилия — ему нужна была похоть. Безопасное и поддразнивающее обещание вожделения — вот для чего существуют хорошие стрип-клубы, они обещают, но не воплощают твои фантазии.
Жан-Клод улыбнулся мне поверх плеча Грэхема, а я улыбнулась в ответ. Мы могли ощутить руки друг друга на его теле. Грэхем протяжно вздохнул и его пульс подскочил, зажатый между нашими энергиями, которыми мы обменивались. Футболка приподнялась, обнажая его соски. Их крохотные кончики напряглись от возбуждения. Это заставило меня призадуматься о том, насколько же далеко все может зайти, и я ощутила удовольствие Жан-Клода: он наслаждался тем фактом, что наши действия завели Грэхема. Частично это была гордость за свое мастерство, частично — кайф от доминирования. Я сама почти никогда себя так не чувствовала с теми, с кем у меня не было эмоциональной связи, но для Жан-Клода это не было проблемой. Неудивительно, что ему нравилось выступать на этой сцене.
Я осторожно поцеловала обнаженную грудь Грэхема, оставив на его коже идеальный отпечаток своих красных губ. Он вновь вздохнул, и тогда Жан-Клод поцеловал его в шею сбоку — очень нежно. Глаза Грэхема затрепетали и закрылись, а я ощутила, как его тело с усилием подавило новый приступ дрожи. Я ничего не могла с собой поделать, поэтому лизнула его сосок, и он застонал. Я придержала на Грэхеме футболку, а Жан-Клод поднялся, нависая над нами обоими. В какой-то момент соприкосновению помешали кожаные сапоги, но вот Жан-Клод уже коснулся волос Грэхема, и сила вновь вспыхнула.
Жан-Клод произнес достаточно громко, чтобы его услышали зрители:
— Настала пора избавиться от футболки, не так ли?
— Да! Сними ее! Сними! — скандировали в толпе, пока Жан-Клод тянулся к Грэхему, чтобы коснуться моих рук там, где они удерживали его футболку на месте. Он положил свои ладони поверх моих, и касаться друг друга напрямую было просто восхитительно, словно руки сегодня значили куда больше, чем обычно. Я посмотрела в его кобальтово-синие глаза и поняла, чего он от меня хотел. Жан-Клод скользнул пальцами под футболку Грэхема и приподнял ее, пока я наклонялась, чтобы лизнуть другой сосок. Руки Грэхема взметнулись вверх, хотя никто его об этом не просил, и Жан-Клод стянул с него футболку, после чего швырнул ее в толпу. Я отстранилась от груди Грэхема и обнаружила его лицо в паре дюймов от своего — его карие глаза горели желанием. В этот момент мне показалось, что нет ничего естественнее, чем поцеловать его. Поцелуй вышел нежным, но Грэхем не ответил на него, а продолжил сидеть на месте, словно боялся пошевелиться — боялся, что я остановлюсь, если он проявит излишний энтузиазм. Я провела ладонями по его лицу и прошептала:
— Поцелуй меня.
Жан-Клод стоял над нами, поглаживая Грэхема по волосам, и вопросил у толпы:
— Заслужил ли наш хороший волк поцелуй покрепче, чем предыдущий?
Народ одобрительно взревел, скандируя:
— Целуй, целуй, целуй, целуй!
Я взяла лицо Грэхема в ладони и наклонилась к нему. С его губ сорвался тихий нетерпеливый звук, а после он подался мне навстречу, и наши губы встретились. Он тихо застонал мне в рот, а потом поцеловал. Грэхем обнял меня и поднял с колен, так что мне пришлось ухватиться за его плечи, чтобы объятие не распалось, пока мы изучали друг друга губами и языками. В нем было столько нетерпения. Он так долго ждал разрешения прикоснуться ко мне. Его энтузиазм был настолько силен, что оказался заразительным, и когда он покрепче прижал меня к себе, а одна из его ладоней скользнула вниз, чтобы добраться до моей задницы, я не стала возражать. Раздеваться мы не будем, Жан-Клод тут, рядом, мы на сцене — я вдруг поняла, что чувствую себя в безопасности, словно в моих руках сейчас то, что в принципе невозможно было контролировать. Я обхватила талию Грэхема ногами — высоковато для чего-то серьезного, но я успела забыть, насколько короткое у меня платье, и какие крошечные на мне трусы, так что его руки вдруг оказались на моей обнажившейся заднице, удерживая меня на месте, как будто я в этом нуждалась, однако в его действиях читалась осторожность, словно он не был уверен в том, что ему действительно можно так себя вести. В какой-то момент я подумала: «Либо держи меня за задницу, либо отпусти». Жан-Клод знал, что было у меня в голове, так что добавил: «Схвати ее за задницу, сделай это всерьез!». Он прокричал это в толпу, и народ возбужденно завизжал. Грэхем колебался, но я поцеловала его увереннее и прикусила ему губу, в ответ он так крепко ухватился за мою задницу, что настала моя очередь удивленно пискнуть. Я обняла его за шею, и он воспринял это как приглашение опустить ладонь на моей заднице пониже, но из-за моего движения платье задралось сильнее, так что Грэхем коснулся обнаженной кожи там, где ткань стрингов ее не прикрывала.