— Ничего, если мы просто поваляемся здесь и насладимся моментом, прежде чем снарядимся для следующей битвы? — поинтересовался Ричард, и в его голосе прозвучали почти печальные нотки.
Жан-Клод повернулся к нему, а я поняла, что уже могу приподняться на локтях и разглядеть тело Ричарда по другую сторону от Жан-Клода, но лица его я не видела.
— Ты прав, mon lupe, этот момент стоит посмаковать. Прости меня.
— Раз уж мы еще не встали, то можем пообниматься, — предложила я, потому что если такое больше никогда не повториться, то я бы хотела, чтобы мы обнимали друг друга втроем.
Часть меня ожидала, что Ричард опять взъерепенится со своими проблемами и будет настаивать, чтобы я легла между ними, но он не стал. Он просто повернулся на бок и лег «большой ложкой» со стороны Жан-Клода, который пристроился «маленькой ложкой» ко мне — сама же я стала «крохотной ложечкой» («большая ложка» — это человек, который обнимает другого со спины, а тот, другой, становится «маленькой ложкой» — прим. переводчика). Нравится или нет, такова правда. Жан-Клод прижал меня ближе к себе, и рука Ричарда обняла нас обоих. За восемь, почти девять лет, это был первый раз, когда мы втроем лежали в обнимку вот так, а если такое и случалось, то так давно, что я уже и не помнила.
Я погладила Ричарда по руке. Уже забыла, насколько темная у него кожа, и какой бледной кажется моя собственная на его фоне. Мне нравилось, как контрастирует его загар с нашей бледностью. Я никогда не могла загореть — просто сгорала на солнце. Интересно, ловил ли загар Жан-Клод, когда был еще жив, или оставался бледным и сгорал на солнце, как я?
Кто-то постучал в дверь, и мы все напряглись. Раздался голос Итана:
— Прошу прощения, что прерываю, мне правда жаль, но зрители еще ждут тебя. Натэниэл сейчас на сцене — пытается их занять, чтобы они не ушли, но ты нам нужен.
Лежа в нашем уютном ложечном царстве, я ответила:
— Только я напрочь забыла о зрителях, и мне одной чувствовать себя дурой?
Жан-Клод погладил меня по волосам и прижал к себе, пристроившись своим обнаженным телом к моему. Сейчас комфорта в этом было больше, чем секса.
— Нет ничего глупого в том, чтобы полностью отдаться удовольствию, которое ты любишь, ma petite.
— Может, это и не глупо, но ты-то про них не забыл.
Обнимавшая нас рука Ричарда напряглась.
— Я зашел со стороны переулка, так что зрителей даже не видел. Просто почувствовал, как Жан-Клод взывает о помощи к волкам, а я был достаточно близко, чтобы ответить на его зов.
— Это и правда большая удача, что ты оказался рядом, mon lupe. Не думаю, что другой волк смог бы заменить тебя сегодня.
— Погоди, разве ты не сказал, что у тебя свидание, и поэтому ты оказался поблизости? — уточнила я.
— Верно.
— Она здесь? Пожалуйста, скажи мне, что твоя девушка не стояла снаружи, под дверью, пока мы тут занимались сексом, — я попыталась сесть, чтобы взглянуть на него, но они с Жан-Клодом удержали меня на месте.
— Ее здесь нет, я вызвал ей «Убер» и отправил домой.
Я старалась не вырываться из их общей хватки, но роль самой крохотной ложки уже не дарила мне такого уюта. Ричард бросил свою партнершу, чтобы заняться с нами сексом. Это казалось мне бестактным.
— Надеюсь, она тебя простит, — сказала я.
— Это было первое свидание, и мне было скучно. Я сожалею, что люди оказались в опасности, но мне не жаль, что я сейчас здесь, с вами, вместо того чтобы слушать про чужой развод и про то, что я не похож на ее бывшего мужа, и вообще не слишком-то хорош.
— Звучит ужасно, — согласилась я.
Жан-Клод погладил Ричарда по руке и спросил:
— Зачем ты пошел на это свидание?
— Его устроил другой преподаватель, да и мой психотерапевт всячески уговаривает меня почаще ходить на свидания.
— И как бы твой психотерапевт отреагировал на то, что у нас тут сейчас было?
— Никак, она сказала, что мне нужно либо ходить на свидания и найти того, с кем я престану страдать по тебе и Жан-Клоду, либо вернуться к вам.
Хорошо, что Жан-Клод лежал между нами, потому что я вдруг невольно застыла. Секс вышел потрясающим, и нам нужно было починить наш триумвират, чтобы обезопасить основу силы Жан-Клода, но мы больше не вместе. Мы не превратились внезапно в счастливый тройничок. Ричард отвернул от себя столько народу в нашей полигруппе, что они уже больше никогда не займутся с ним сексом, и ему не переубедить их в этом. Я даже не была уверена, что мне стоило видеть его голым. Ричард что, реально верил, что за один хороший трах все будет прощено, или я тут чего-то не понимаю? Пожалуйста, пусть будет второй вариант.