— Мне тоже стоит одеться, — согласился Ричард.
— А мне — накинуть мантию, — добавил Жан-Клод.
— Кто-нибудь, подайте мне платье, чтобы не пришлось наклоняться за ним.
Жан-Клод наклонился в своих сапогах, и я призналась себе в том, что зрелище было великолепное, так что, когда он протянул мне мое платье, я радостно ухмылялась. Он улыбнулся мне в ответ, словно точно знал, что именно вызвало у меня восхищение. Я обняла его, держа платье в одной руке, чтобы мы могли поцеловаться. Мы отстранились одновременно, с улыбкой глядя друг другу в глаза. Мне вдруг стало заметно лучше, словно все теперь будет в порядке. Неважно, что там другие вытворяют — мы будем в порядке.
Ричард замер со своей одеждой в руках.
— Если мы идем мыться, то я бы предпочел одеться после этого.
— Если мы выйдем к зрителям перед тем, как принять душ, я могу предложить тебе кое-что из сценической одежды, — заметил Жан-Клод.
Я заметила, что Ричард сомневается.
— Я преподаю в колледже, и это, конечно, дает мне больше поблажек, чем преподавание в младшей школе, но я все еще не числюсь в штате, а стриптиз наверняка лишит меня этого права навсегда.
— Если мы скроем твое лицо и избавим тебя от твоего консервативного костюма, я сомневаюсь, что твои коллеги посмеют признаться, что узнали тебя, разве что в своих фантазиях, — возразил Жан-Клод.
— А ты что наденешь? — поинтересовалась я.
— У меня есть мантия под эти сапоги.
Я усмехнулась и покачала головой.
— Ну разумеется есть.
— Если у тебя найдется одежда, которая на меня налезет, и которую я смогу одолжить, то я в деле, — сказал Ричард.
— Мы что-нибудь подберем, — с улыбкой ответил Жан-Клод. Так мы и поступили.
27
Жан-Клод вернул зрителей на места, и они вновь спокойно сидели на своих стульях, широко раскрыв глаза и пялясь невидящими взглядами — я даже не заметила, чтобы они моргали. Интересно, как долго можно не моргать, прежде чем глаза пересохнут? Разумеется, они сидели так не все время. Натэниэл вывел на сцену Грэхема и устроил там импровизированный урок танцев — народу это понравилось, а после того, как Итан к нам постучался, зрители притихли и сидели смирно, как сейчас. Жан-Клод мог вновь на них сконцентрироваться. Наш секс и ardeur вернули ему силу и контроль, но его внимание вернулось к зрителям лишь после того, как в дверь постучали. Мы с Ричардом теперь стояли на сцене, держа за руки Жан-Клода, и ждали, когда он пробудит толпу. Он предупредил нас, чтобы мы не комментировали вслух свои мысли и сомнения насчет застывших и немигающих зрителей, которые казались стремными, ведь подобно пациентам, вышедшим из-под наркоза, они могли вспомнить все, что было сказано до их прихода в сознание. Нет уж, пройти сквозь такое дерьмо, а потом взять и испортить созданные Жан-Клодом воспоминания — нам этого не надо.
Хотя сейчас величайшей опасностью для меня было рухнуть со своих пяти-с-половиной-дюймовых каблуков, потому что я пялилась на Ричарда, стоявшего в одолженных шмотках. Не знаю точно, что именно меня отвлекало. Может, сияющие боксеры из кожзама, которые нарочито обтягивали его сзади и с трудом поддерживали то, что было спереди. В пару к ним шли сияющие военные ботинки, но шорты отвлекали меня сильнее. Я же только что видела его голым, мы занимались сексом всего несколько минут назад, так почему мне так трудно не пялиться на его пах? Потому что я не спускалась туда и он не входил меня никоим образом. Я была в шоке и в то же время очень рада тому, что он умудрился преодолеть пропасть, разделявшую их с Жан-Клодом, но наша с ним разлука оказалась слишком долгой. Секс — это единственная сфера, где у нас с Ричардом всегда все было хорошо.
Он посмотрел на меня. Маска на нем не сияла — это была натуральная черная кожа. Она была сделана из одного куска, вручную, и стоила больше, чем любой другой элемент его костюма. Там, где она возвышалась над волосами, находились две изящные выпуклости, которые могли бы сойти за рога, но внизу располагались точно такие же — они подчеркивали его губы и привлекали внимание к ямочке на подбородке. За кулисами Натэниэл помог Ричарду с прической, так что эта масса пушистых локонов прикрывала нить, на которой держалась маска. Софиты подчеркнули проблески меди и золота в его каштановых волосах так, как это способны сделать лишь очень яркие лучи солнца. Я смотрела в его карие глаза, окруженные кожей, и, наконец, решила, что маска мне нравится, а может, мне нравился Ричард в этой маске. Она скрывала его высокие скулы и прочие элементы костной структуры лица, которые придавали ему мужественности, и оставляла открытыми лишь его полные, зовущие к поцелуям губы, и мягкий треугольник нижней челюсти с подбородком, ямочка на котором как бы говорила: «Да, он настолько хорош собой», о чем я и подумала, глядя на него в этой маске. Забавно, ты не осознаешь, что у тебя есть на что-нибудь кинк, пока не столкнешься с этим в действительности.