Я взглянула на него и поняла, что ему казалось, будто бы сил у него было достаточно, чтобы никогда больше не пришлось сражаться с таким усилием против другого вампира. У него в руках была мощь всех вампиров страны благодаря их клятве верности. Но в его мыслях звучало отчаяние, которое я никогда прежде не слышала так громко: сколько бы силы он не набрал, ему никогда не достичь абсолюта, которого бы хватило, чтобы защитить основу своей власти.
— Жан-Клод… — начала было я, но он притянул меня к себе, а Ричард обхватил руками нас обоих, после подошел Натэниэл, добавив свои руки в это групповое объятие. Мы обнимали нашего вампирского короля, и все понимали, что он прикладывает неимоверные усилия, чтобы не сорваться. Если крупнейшее вампирское сообщество прознает, что один-единственный вамп почти победил Жан-Клода и нас, тогда они посыпятся сюда, как саранча. Сент-Луис превратится в Дикий-дикий Запад, сюда повалят новые мастера вампиров, чтобы испытать удачу, потому что впервые на территории Америки появился мастер, который смог. Ведь если убрать Жан-Клода, то власть над страной можно будет заполучить одной дуэлью.
Жан-Клод прошептал:
— Что я наделал?
Мы обняли его покрепче и постарались сосредоточиться на чем-нибудь счастливом, потому что он мог читать наши мысли, а мы все были напуганы.
28
Я оставила поцелуй на груди Жан-Клода в том месте, где у мантии был вырез, и этого оказалось достаточно, чтобы он посмотрел на меня сквозь переплетение всех наших рук. Я уставилась в темную синеву его глаз, и, несмотря на все его сомнения, я все равно любила его и верила в него. Правда. Он улыбнулся, и часть напряжения покинула его лицо и разум.
— Если ты в меня веришь, ma petite, то мне этого достаточно.
Мы разомкнули наше групповое объятие, и я развернулась, чтобы прислониться лбом ко лбу Натэниэла, и теперь мы с ним смотрели друг на друга.
— Натэниэл научил меня, что, когда действительно любишь кого-то, ты веришь в этого человека, даже если он несовершенен.
— Я верю в вас обоих, — добавил Натэниэл.
Заговорил Ричард:
— Я пока ничьей веры не заслужил, по крайней мере от кого-то из вас или от вашей полигруппы, но я обещаю, что отныне постараюсь заслужить ее.
Мы с Натэниэлом уставились на него, и, думаю, выражения лиц у нас были одинаковые, потому что Ричард спросил:
— Чем я заслужил такие взгляды?
— Ты ведь не к тому, что хочешь, чтобы через любовь в тебя поверил я или остальные члены нашей полигруппы, ты говоришь только об Аните и Жан-Клоде, верно? — уточнил Натэниэл.
— Да, но… — Ричард выглядел неуверенным, а затем добавил: — Может, еще один или двое из полигруппы, но нет, веру я должен заслужить хорошими поступками и тем, что больше не брошу всех на произвол судьбы, когда ситуация накалится.
— Хорошо, — ответил Натэниэл и улыбнулся. — На минуту мне показалось, что ты перечитал слишком много романов, в которых враги становятся любовниками, а я такое не практикую.
Я задумалась о том, когда это Натэниэл читал любовные романы, и он посмотрел на меня.
— В приемной семье, у которой дольше всего задержался. Там матери нравились любовные романы. Их можно было читать.
— Почему ты не остался в той семье? — спросил Ричард.
— Их родной сын заболел — очень серьезно заболел, и им пришлось сосредоточиться на нем. Они, наверное, были самой доброй приемной семьей, в которой я жил.
Мы с Жан-Клодом обняли его, а Ричард сказал:
— Прости, у меня не было права задавать тебе настолько личные вопросы.
— Если бы я не захотел отвечать, я бы не стал.
— И все же, прости. Я ведь учитель, мне следовало догадаться.
Натэниэл уставился на него.
— Впервые слышу, чтобы ты упоминал о своей профессии в таком ключе.
— Предполагается, что это одна из главных причин, почему я не хочу афишировать свою ликантропию, так что мне стоит упоминать об этом чаще.
Натэниэл кивнул, словно аргумент Ричарда имел для него смысл. Для меня как-то не очень, но я научилась затыкаться в моменты, когда все идет хорошо.
— Нам нужно в душ, а после переодеться в деловое вместо вечернего, — сменил тему Жан-Клод.