Выбрать главу

Его так и подмывало сказать ей об этом, хотя бы для того, чтобы еще раз увидеть, как в глазах ее разгорается маленький пожар, как тогда, когда она пришла к ним на собеседование.

Ее настороженность передавалась и ему. Клифф обратил внимание на почти умоляющий взгляд, каким Линн провожала Гранта, когда тот выходил из кабинета. Словно она просила его не оставлять ее в львином логове.

— Наверное, уже пожалели о своем решении? — спросил Клифф. — Если Гранту с Нитой удалось впутать вас в это... — Он не договорил, словно давая понять, что еще не все потеряно и она может уйти. Ему вдруг вспомнился тот юнец, чью кандидатуру они с Грантом обсуждали. Родни или как там его? Его академические успехи были много скромнее, чем у Линн Касл, но даже он, с его флегматичными манерами и отвратительным, белым в горошек галстуком-бабочкой, теперь казался куда более подходящим соискателем.

— У меня по-прежнему остаются сомнения, — признала Линн, — но ваш партнер и его жена... оба они были достаточно убедительны, уговаривая меня принять их предложение. Их настойчивость во многом определила мое решение.

— Значит, мою просьбу вы проигнорировали. — Это не было вопросом, ведь ответ был известен ему заранее.

Линн, глядя ему в глаза, произнесла:

— Совершенно верно.

Отлично. По крайней мере, честно.

— Почему же вы все еще сомневаетесь?

— Если вы не хотите, чтобы я работала здесь, тогда ничего не получится, согласитесь. Ваша помощь и все такое...

Тут подбородок ее едва заметно дрогнул, и в Клиффе вдруг заговорила жалость. Ему захотелось защитить и уберечь эту девушку от любых превратностей, которые могли подстерегать ее на пути. Захотелось успокоить ее, сказать, что с ним ей ничего не грозит. В нем словно автоматически включились дремавшие в подсознании инстинкты, о которых он и не подозревал.

Безумие!

Именно в таком случае и происходят ужасные вещи. Сколько загубленных жизней на его счету? Он боялся даже думать об этом. Однако работа есть работа, а он не привык смешивать бизнес с личной жизнью. Собственно говоря, никакой личной жизни у него теперь нет.

— Дело вовсе не в моем желании или нежелании, — сказал он.

Это было не совсем правдой, но мог ли он откровенно признаться, что просто боится? Боится за себя, боится за нее. Боится собственных чувств, которые она в нем пробуждает. Он понимал, что это ни к чему не приведет. Такой, как она, нужен хороший муж, куча детей, большой дом с обнесенным веселеньким штакетником садиком с розовыми кустами, нужно участвовать во всяких родительских комитетах и прочее — то есть нужно то, чего он дать не в состоянии. Чего он никогда не хотел. И все же, когда он смотрел в ее широко распахнутые голубые глаза, предательские сомнения начинали терзать его душу: а что, если жизнь еще можно изменить, все переиначить, забыть о прошлом, перечеркнуть настоящее?..

— Просто мне кажется, вы не справитесь. Вы еще так... молоды.

Линн, которая сидела перед ним, словно примерная ученица — чуть боком, сжав колени и положив на них ладони, — улыбнулась.

— Мистер Форман, ведь вам тоже, наверное, когда-то было двадцать четыре.

— О да. Иногда мне кажется, что с тех пор прошло сто лет. И зови меня просто Клифф.

Линн так и подмывало спросить, сколько ему лет, но она не осмелилась. Выглядел он лет на тридцать пять. Но откуда же тогда такая усталость во взгляде? Она снова задумалась, что бы могли значить эти «личные основания», из-за которых он первоначально так невзлюбил ее.

Клифф откашлялся.

— А что еще, помимо доброжелательной настойчивости моих коллег, повлияло на твое решение? На прошлой неделе ты, кажется, была настроена весьма решительно, когда отказалась работать с дремучим женоненавистником. Линн вскинула голову.

— Я человек волевой и могу работать с кем угодно, невзирая на отношение ко мне лично. Главное для меня — это мое собственное отношение к делу, а не то, как ко мне относятся другие.

Ей доставило удовольствие увидеть легкий румянец, выступивший у него на щеках.

— Иными словами, — произнес он, — это мои проблемы.

— Мистер Форман, по-моему, нам нет нужды обременять наши деловые отношения проблемами. Если в мой первый визит я сказала — или сделала — что-то, отчего у вас сложилось превратное впечатление обо мне, надеюсь, мне еще представится возможность реабилитировать себя в ваших глазах.