у. – Больше… да, больше не было ничего… к сожалению или счастью – Я так думаю, что к счастью… хорошо. Ваша информация может очень помочь в следствии. Вам помочь? – Не стоит, правда, спасибо. Я сама. Слепая на один глаз сирота Лорелей в глубочайшем трауре, пошатнувшись, встала с высокого стула. При этом она сделала это, чуть не опрокинув его себе на ногу. На помощь успел прийти сам следователь (который изначально не хотел вообще впутываться в это странное дело), вовремя подав ей тонкую, сухую, похожую на ветку руку. После её бесшумного ухода в комнате воцарилась относительная тишина, прерываемая только еле слышным стуком шагов неугомонного, нескладного и худощавого Эндрю Стивенса. Только эта тишина присела рядом с задумавшимся о жизни и новом, сложном деле следователем, как её нежданно вспугнули, словно воробушка, громким, по-детски визгливым криком, донёсшимся из конца длинного коридора. Привыкший ко всему Эндрю даже невольно вздрогнул и подумал, что на их офис напали – настолько это было неожиданно и даже в каком-то смысле жутко. – Господин следователь, где вы вообще? Я вам ванильный кофе принесла, ваш любимый! С сахаром! Как и просили. – Эмилия, чертёнок этакий, – эти слова следователь произнёс себе под нос, так как не хотел лишних ссор с неожиданно-вспыльчивой подружкой, – попрошу в другой раз не кричать так, напугала даже. Ты же сама знаешь, как я это не люблю… – Ладно, ладно, тем более и кофе у меня никакого нет, я пошутила. – Эмилия, неудержимым ураганом ворвавшаяся в комнату и рухнувшая в кресло, нисколько не запыхавшись при этом, улыбнулась и так жутко посмотрела в глаза друга, что Эндрю невольно весь передёрнулся, не поменяв при этом выражения лица. – Почему я так не удивлён собственно… – Ой, да ладно вам всем… Я так понимаю, тут ещё одна «жертва призраков» была, да? – Эмилия слегка дёрнулась, устроившись удобнее и чуть не упав, и снова пристально, как в первый раз, рассматривая Эндрю не меняясь в лице. – Откуда… – Это вам знать необязательно. К следователям да сыщикам в последнее время и дел-то никаких интересных не приходит, кроме этих «лесничих». Не спрашивайте, откуда знаю – вы и сами догадаться можете. И что там такое произошло-то, спрошу, пока не забыла? Что-то очень страшное? – В лесу Блум пожар страшный произошёл относительно недавно. Пострадало множество людей. И теперь почти все родственники погибших видят их души, а потом таинственно умирают. Самое страшное, что гибнут даже совсем молодые люди, вроде нас с тобой. А меня на это дело поставили разбираться – предположительно здесь орудует или маньяк, или какой-то искусный мошенник (может и не один вообще). – Последние слова следователь снова произнёс под нос, так что Эмилия вряд ли их услышала. – Не исключается возможность сотрудничества между ними. Вот так, если совсем уж коротко. А ты про это не знаешь разве? Тебе никто ничего не говорил что ли? – Я многое, правду говоря, не знала до сегодняшнего дня. Я приехала сюда из отпуска лишь несколько дней назад. Мне никто ничего вообще не рассказывал, сам понимаешь, тут мало от кого информацию можно добыть… и звучит это всё, если честно… – Как бред сумасшедшего?! Знаю, знаю. Но самыми странными способами погибает ещё очень много людей. Ещё больше, чем от самого пожара. Мы просто обязаны им помочь. Ты это… понимаешь? – Понимаешь, понимаешь… к сожалению. К большому сожалению... – Девушка с тихим и многозначительным вздохом опустила голову, сдерживая не вовремя подкативший комок слёз. Эмили это всё знала не понаслышке, ведь сама несколько месяцев назад пережила смерть нескольких самых близких ей людей, о которых невольно вспомнила. Это по грустным и неожиданно заблестевшим девичьим глазам понял следователь и, подумав о том, что он зря напомнил красавице о том страшном дне (про который сам-то знал немногое), легонько сжал её беленькую и тоненькую как веточка берёзы ручку. Девчушка (впрочем, как всегда) была как ледышка. Эмилия хотела было вырвать руку, подумав о том, что ей сейчас все пальцы точно переломают, но горячий захват, действительно похожий больше на стальные тиски, не дал ей этого сделать. – Я снова надавил на больное? Извини, если это так… – Всё хорошо, я уже привыкла… – Хорошо, как знаешь… давай пойдём в коридор? Тут жарко очень… – Да, давай… После этого два друга вышли из комнаты и сели в мягкие пуфы-груши в коридоре. Оба нескладные и слишком худые устроились так, что их почти не было видно. Эмилия Клэр, воспользовавшись своим удобным положением, молча потянулась за небольшим кусочком последней шоколадки, чтобы, по её выражению, «заесть неприятные воспоминания» (судя по всему, эти неприятные воспоминания приходили чересчур часто). «Господин следователь» Эндрю Стивенс поглядел на подружку с толикой недоумения – он хорошо знал, какой яростной и неудержимой фанаткой здорового образа жизни была эта молоденькая чудачка. Лишь её страшный, ни с чем не сравнимый взгляд заставил молодого следователя сильно смутиться и отвернуться полностью, дабы не заставлять себя чувствовать совсем уж неловко и странно. Молчание длилось очень долго – Эндрю решил из-за внутренней вежливости (из-за этой редкой для наших дней вежливости его кто-то из друзей полушутя, полусерьёзно прозвал «рыцарем без страха и упрёка») не заставлять подругу говорить с набитым ртом, а Эмилия просто непонятно о чём задумалась. – Ну… – начал, было, через некоторое время Эндрю, но его тут же перебила собеседница. – Антилопа гну! Что такое? – Что делать будем? – В другое время на эту присказку плохо выспавшийся следователь мог и разозлиться, но ему было попросту не до этого. – Всё как обычно. Осмотр места преступления, опрос свидетелей, сбор всех… – Стой! Слышишь? Тут же раздался странный звук на расшатанной лестнице, что вела на верхние и нижние этажи. Это были какие-то осторожные, медленные, словно кошачьи шаги. И Эндрю, и Эмилия, работавшие тут достаточно давно, прекрасно знали, что никто такой интересной походкой среди их коллег не обладал. Вообще. Оба стали ждать нового посетителя (возможно свидетеля), но… не обнаружили ничего и никого, получили они только много потраченного впустую времени. Лишь, когда оба плюнули на никчёмное ожидание и вернулись в отведённую специально им комнату, нашли прямо посередине коврика единственную записку странного чуть фиолетового оттенка, написанную чрезвычайно неразборчивым почерком. Это, конечно, не могло не насторожить – ведь до этого на полу, особенно на недавно идеально вычищенном самим следователем ковре, ничего не лежало. – Что там написано? – негромко спросила Эмилия, пытаясь заглянуть из любопытства за плечо высокого друга и недовольно пихая его под острый, словно каменный локоть. – Ничего не ясно, правда… кто это писал вообще? Каракатица под водой что ли? – Нет, курица лапой! Может, я попробую разобраться? Я немного понимаю чужие почерки, ты сам это знаешь… – Эмили, ты уверенна, что сможешь его разобрать? Он что-то совсем… – Ты во мне сомневаешься?! – Девушка снова посмотрела на друга исподлобья и недовольно скрестила руки – ей не очень нравилось почти всякое сокращение её имени. – Ладно, ладно, понял… извини. Эмилия, пройдя за другом обратно в комнату и изредка тяжко вздыхая, начала всматриваться в странную записку в поисках хоть какой-нибудь, даже самой маленькой зацепочки. Эндрю же на всякий случай мельком поглядел на окно, что выходило на часть сохранившегося леса и давным-давно сгоревшую, чёрную как пустота и уже в аварийном состоянии церквушку, про которую всё время ходили очень страшные слухи и которую никак не могли снести. Кто-то из особенно суеверных знакомых (которых Эмили и Эндрю чаще всего быстро отсеивали) поговаривал даже, что там можно постоянно общаться с духами давно умерших людей без особых проблем. Ни Эмилия, ни Эндрю не очень в это верили, но к любым сгоревшим строениям подходить опасались – мало ли что им на головы вдруг свалится. Кто-то из особенных любителей теории заговора болтал очень странные вещи, но таких в принципе в городе жило совсем мало. Теперь же в окне нечётко отображалось два очень уставших и бледных лица – Эми снова задумалась о недавно прочитанной статье про странности их городка, потому и смотрела в сторону по давнишней, ещё институтской привычке. Статная, невероятно худенькая и гордая красавица, имевшая такие черты лица, что немного напоминали древнегреческие статуи, снова невольно залюбовалась собой и улыбнулась. У неё были серые, миндалевидные глазки, окаймлённые бровками «домиком» и опушенные густыми, чёрными-чёрными ресницами веером, ярко-рыжая, пышная и густая копна вечно неприбранных, мягких волос, точёный, хорошенький, аккуратный носик и очень яркие, резко очерченные, немного тонкие губки «бантиком». Ещё одной интересной особенностью внешности девушки была щедрая россыпь жёлтеньких веснушечек по всему лицу. Всё это говорило о том, что самобытная краса девушки была породистой и настоящей. Эндрю же, по сравнению с подругой, выглядел гадким утёнком. Непозволительно молодой для своей серьёзной должности (которую, по непроверенному утверждению злых языков, получил из-за своих богатых связей, которых и вовсе не было, в известных кругах) он имел не настолько яркую и привлекательную внешность из-за чего даже приобрёл некоторые комплексы. Оче