споминания приходили чересчур часто). «Господин следователь» Эндрю Стивенс поглядел на подружку с толикой недоумения – он хорошо знал, какой яростной и неудержимой фанаткой здорового образа жизни была эта молоденькая чудачка. Лишь её страшный, ни с чем не сравнимый взгляд заставил молодого следователя сильно смутиться и отвернуться полностью, дабы не заставлять себя чувствовать совсем уж неловко и странно. Молчание длилось очень долго – Эндрю решил из-за внутренней вежливости (из-за этой редкой для наших дней вежливости его кто-то из друзей полушутя, полусерьёзно прозвал «рыцарем без страха и упрёка») не заставлять подругу говорить с набитым ртом, а Эмилия просто непонятно о чём задумалась. – Ну… – начал, было, через некоторое время Эндрю, но его тут же перебила собеседница. – Антилопа гну! Что такое? – Что делать будем? – В другое время на эту присказку плохо выспавшийся следователь мог и разозлиться, но ему было попросту не до этого. – Всё как обычно. Осмотр места преступления, опрос свидетелей, сбор всех… – Стой! Слышишь? Тут же раздался странный звук на расшатанной лестнице, что вела на верхние и нижние этажи. Это были какие-то осторожные, медленные, словно кошачьи шаги. И Эндрю, и Эмилия, работавшие тут достаточно давно, прекрасно знали, что никто такой интересной походкой среди их коллег не обладал. Вообще. Оба стали ждать нового посетителя (возможно свидетеля), но… не обнаружили ничего и никого, получили они только много потраченного впустую времени. Лишь, когда оба плюнули на никчёмное ожидание и вернулись в отведённую специально им комнату, нашли прямо посередине коврика единственную записку странного чуть фиолетового оттенка, написанную чрезвычайно неразборчивым почерком. Это, конечно, не могло не насторожить – ведь до этого на полу, особенно на недавно идеально вычищенном самим следователем ковре, ничего не лежало. – Что там написано? – негромко спросила Эмилия, пытаясь заглянуть из любопытства за плечо высокого друга и недовольно пихая его под острый, словно каменный локоть. – Ничего не ясно, правда… кто это писал вообще? Каракатица под водой что ли? – Нет, курица лапой! Может, я попробую разобраться? Я немного понимаю чужие почерки, ты сам это знаешь… – Эмили, ты уверенна, что сможешь его разобрать? Он что-то совсем… – Ты во мне сомневаешься?! – Девушка снова посмотрела на друга исподлобья и недовольно скрестила руки – ей не очень нравилось почти всякое сокращение её имени. – Ладно, ладно, понял… извини. Эмилия, пройдя за другом обратно в комнату и изредка тяжко вздыхая, начала всматриваться в странную записку в поисках хоть какой-нибудь, даже самой маленькой зацепочки. Эндрю же на всякий случай мельком поглядел на окно, что выходило на часть сохранившегося леса и давным-давно сгоревшую, чёрную как пустота и уже в аварийном состоянии церквушку, про которую всё время ходили очень страшные слухи и которую никак не могли снести. Кто-то из особенно суеверных знакомых (которых Эмили и Эндрю чаще всего быстро отсеивали) поговаривал даже, что там можно постоянно общаться с духами давно умерших людей без особых проблем. Ни Эмилия, ни Эндрю не очень в это верили, но к любым сгоревшим строениям подходить опасались – мало ли что им на головы вдруг свалится. Кто-то из особенных любителей теории заговора болтал очень странные вещи, но таких в принципе в городе жило совсем мало. Теперь же в окне нечётко отображалось два очень уставших и бледных лица – Эми снова задумалась о недавно прочитанной статье про странности их городка, потому и смотрела в сторону по давнишней, ещё институтской привычке. Статная, невероятно худенькая и гордая красавица, имевшая такие черты лица, что немного напоминали древнегреческие статуи, снова невольно залюбовалась собой и улыбнулась. У неё были серые, миндалевидные глазки, окаймлённые бровками «домиком» и опушенные густыми, чёрными-чёрными ресницами веером, ярко-рыжая, пышная и густая копна вечно неприбранных, мягких волос, точёный, хорошенький, аккуратный носик и очень яркие, резко очерченные, немного тонкие губки «бантиком». Ещё одной интересной особенностью внешности девушки была щедрая россыпь жёлтеньких веснушечек по всему лицу. Всё это говорило о том, что самобытная краса девушки была породистой и настоящей. Эндрю же, по сравнению с подругой, выглядел гадким утёнком. Непозволительно молодой для своей серьёзной должности (которую, по непроверенному утверждению злых языков, получил из-за своих богатых связей, которых и вовсе не было, в известных кругах) он имел не настолько яркую и привлекательную внешность из-за чего даже приобрёл некоторые комплексы. Очень высокий и от природы худой блондин с чуть вьющимися на кончиках волосами, строгим, тяжёлым и задумчивым выражением лица и узенькими, вечно прищуренными глазами непонятного оттенка был чем-то похож на заядлого и уставшего от жизни вояку, которого прямо с поля битвы усадили за этот стол. Особенно это ощущение подчёркивали грубоватые, вечно с красными пальцами и большие руки труженика-пчелы, что привык к непомерным тяжестям и готов хоть каждый день сносить и лютый холод, и страшный зной. – Ну что? Что откопала? – Вскоре заговорил Эндрю, не смотря на девушку и немного напугав её громким, немного севшим от вечернего холода голосом. – Тут написано о том, что мы с тобой должны через несколько дней погибнуть. И знаешь, это написано не как предсказание, а как... – Угроза?! Или это нечто худшее? – Это именно угроза. Ох, если найду – убью! – Я понимаю, у самого такая же реакция… После этого Эмилия повернулась к окну и тоже начала наблюдать за происходящим там, на автомате положив записку в карман вечных огромных штанов цвета хаки, немного отодвинув друга с его места слежки. Так как окно было открыто настежь (после того, как лес сгорел, в городке почему-то постоянно было очень жарко, но не для Эмилии, что из-за несколько болезненной худобы вечно мёрзла) то можно было увидеть и услышать всё, что творилось на улице. Вскоре около той страшной, заброшенной церквушки, на которую опять засмотрелась девушка (по непонятной причине ей нравилось около неё гулять и рассматривать её со всех доступных ракурсов), появилась стайка маленьких, ещё семи-восьмилетних учениц из богатых семей всем известной церковной и очень строгой школы. Все девочки были одеты в привычные и ненавистные многими взрослыми выпускницами шоколадные платья с кремово-белыми, очень короткими пелеринами, что указывало на то, что они были в ещё начальных классах. Видимо, у них только что закончились занятия, которые иногда не прекращались даже летом из-за длинных и тяжёлых переводных экзаменов. Однако вместо привычных слухов и сплетен из школы или семей они со страхом, почему-то непозволительно громко обсуждали нечто недавно произошедшее, по их выражению, в «том самом лесу». Эмилия, подумав, что это может очень помочь следствию, слушала так внимательно, как можно было, по привычке грызя длинные ногти. – Анна, что ты там видела, расскажи. Пожалуйста. – Я видела там свою сестру старшенькую… она так на меня смотрела… не хочу говорить об этом взгляде. – Она тебе что-нибудь говорила? И точно ли это была твоя сестра? Она ведь вроде погибла тогда при пожаре в лесу? – Это точно была моя Эмма. Вы думаете, что я не узнаю свою любимую сестру? Во-во… что говорила? Про смерть мою… что она совсем скоро будет… погибла? Да, было это… мне страшно, девочки, давайте не будем об этом? – Как она тебе это сказала? – Видимо, остальным невоспитанным ученицам было всё равно мнение своей подруги, они требовали «хлеба и зрелищ». Поняв это, Эмилия неодобрительно покачала головой и смешно нахмурилась, скрестив неугомонные руки на красивой, развитой груди – она бы так ни за что не поступила. Конечно, из-за своей привычки к неуместному сарказму и постоянным глуповатым шуткам она много раз получала по всем фронтам, но так не давила никогда, будучи вполне себе разумной девушкой. – В стихах. Как-то вроде… Тут гимназистка надолго задумалась, видимо, сдавшись от напористости своих подружек-сплетниц, а эти якобы подруги стали терпеливо ожидать Анну. Так же терпеливо ожидала и Эмилия, иногда поглядывая на копошащегося в бумагах и газетах Эндрю, который снова безуспешно пытался справиться с нахлынувшей бурей эмоций из-за болезненного воспоминания, что пришло к нему после одной найденной фотографии. Красавица, невольно засмотревшись на друга, хитро улыбнулась – уж очень неудачно он повернулся к ней спиной. Естественно она не могла, как обычно, не пошутить над ним… – Ай! Эмилия, ты прекратишь так шутить или нет?! – Я же говорила тебе, что моя месть за мокрые волосы и простуду будет жестокой… – Ладно, 3:3 в твою пользу, раз тебе так сильно этого хотелось… – Ой, ладно, не дуйся, я же шучу. Эмили улыбнулась и тихонько прикоснулась к непривычно твёрдой руке друга, подумав о том, что им обоим не помешал отдых, так как оба из-за нервной и утомительной работы выглядели помятыми и суровыми. По странной случайности об этом внезапно начал размышлять и её трудоголик-коллега. В это же время к своим подружкам, наконец, обратилась та самая Анна, которая всё-таки, видимо, вспомнила тот стих. Эмилия, краем глаза заметив это, снова подошла к окну и продолжила как можно внимательнее слушать, немного насторожив этим жестом «госп