Я, конечно, понимал. Но радости от этого не испытывал.
— Пусть так. Но я не хочу идти в школу.
— Когда-нибудь все равно придется. Ты же не хочешь просидеть всю жизнь в четырех стенах?
— Я не хочу всю жизнь ходить под охраной! — не выдержал я.
— Так долго и не придется. Рано или поздно, ситуация переменится. Вопрос только — как.
Да, это был всем вопросам вопрос. Ситуация должна была разрешиться либо в мою пользу (только вот как?)… либо НЕ в мою. Между прочим, Кристиан мог бы и обнадежить меня, сказать что-нибудь вроде: "Не хандри, все будет в порядке".
— Дай мне, пожалуйста, еще вина, Крис.
— Не дам. Не хватало еще, чтобы мне предъявили обвинение в спаивании несовершеннолетних мальчишек. Лучше съешь что-нибудь.
— Не хочу.
Кристиан только развел руками. А сам тем временем безмятежно потягивал очередную порцию вина. Ему, значит, можно. А я, значит, несовершеннолетний…
— Ты пойми, — проговорил он, поднеся стакан к губам и глядя прямо мне в глаза. — Вина мне не жалко. Да только не лучший это помощник в тяжелых ситуациях. Сейчас тебе, конечно, станет полегче, а потом-то что? Еще стакан? И еще? Нет уж, ты должен справиться сам.
— А ты?
— Что я?
— Разве не пытаешься залить вином свою… боль?
— Эх, Илэр, — Кристиан засмеялся, но совсем невесело. — Я уже давно не в том возрасте, чтобы пытаться «залить» что-то вином… Хотя, чего там скрывать, соблазн бывает. Вот как сейчас. Но, — он отставил стакан, так и не отпив, — это, действительно, ничего не решает. Никогда. Уверен, Адриен сказал бы то же самое.
Скорее всего, он был прав. Просто у нас с отцом не возникало подобных ситуаций, когда разговор об алкоголе пришелся бы кстати. Отец вообще не пил ничего крепче пива.
— Между прочим, я считаю, стоит поставить в известность о твоей ситуации кого-нибудь в школе, — Кристиан с аристократической легкостью сменил тему разговора. — Чтобы не возникло лишних проблем. Тихо, не волнуйся, тебе не придется идти туда завтра же и объясняться. Я сам займусь. Просто… может быть, ты хотел бы сказать сам кому-то из друзей?
Я задумался. С кем из друзей я хотел бы поговорить сейчас о своих проблемах? Я общался и поддерживал приятельские отношения со многими ребятами в школе, но кого я мог бы назвать близким другом? В этом отношении я, пожалуй, пошел в отца: тот тоже держался от людей на расстоянии. Но у него-то это было из-за увлечения наукой. По крайней мере, я так считал. Я же… Впрочем, был один парень, с которым я общался чаще и охотнее, чем с остальными. Он учился в параллельном классе, и мы, помимо совместного проведения времени по вечерам и на выходных, частенько пересекались на занятиях. Уж он-то, наверное, должен был заметить мое отсутствие. Наверное, и домой мне звонил, чтобы узнать, в чем дело. Но хотелось ли поделится с ним? Я не был уверен. Во всяком случае, сейчас я не мог бы ответить определенно.
Слишком тяжелый и тоскливый день.
— Ладно, — Кристиан, как всегда, понял меня без слов. — Это не к спеху. А с твоими учителями я завтра поговорю. Объясню, что некоторое время ты не сможешь посещать занятия.
— Крис, — тихо позвал я. — А ты не боишься, что по дороге в школу перехватят не меня, а Агни?..
Он очень долго молчал, глядя на меня. Потом сказал всего одно лишь слово, но меня озноб продрал по позвоночнику:
— Боюсь.
Мы еще довольно долго сидели в гостиной в молчании. Кристиан сидел в кресле, подперев голову ладонью, с книгой на коленях; но, по-моему, он не читал. Слишком отрешенное лицо у него было, что-то не похоже, чтобы содержание книги так уж увлекло его. Скорее, какие-то мысли не давали покоя, и я даже догадывался, какие именно. Книгой же Кристиан просто отгородился от моих расспросов. Меня же разрывали на части страх, чувство утраты и сомнение в правильности собственных поступков. Последнее, как ни странно, было сильнее всех. Ледяным шипом засело в сердце короткое «Боюсь» Кристиана. Я не имел никакого права втягивать в опасную историю Агни. Но втягивал, одним своим присутствием в доме. Что же мне делать? Может быть, впрямь уехать? Но хватит ли мне духу? Кристиан сейчас казался мне единственной более или менее реальной защитой и поддержкой. Если рядом не будет его, не будет никого. Я останусь один. К этому я был не готов. И, кажется, Кристиан прекрасно понимал это, а потому и не настаивал более на моем отъезде.
Но — Агни?..
Измучившись мыслями и молчанием, я подошел к окну и выглянул наружу. Вид выползшей на небо кошмарно раздувшейся луны вызвал в памяти строчки одной из песен Крэдлов: "The Moon, she hangs like a cruel portrait…" Наверное, Дани когда-нибудь видел подобную луну и написал эти слова о ней. Эх, Дани, ты утверждаешь, что в Смерти главное не страх и боль, но так ли это? Что ты знаешь о смерти, и что из этого — истина?
— Они любят гулять под осенней луной, — раздался вдруг у меня за спиной непривычно глухой голос. — Лунный свет особенно притягивает их…
Я обернулся. Кристиан оторвался от книги, и смотрел на меня. Точнее, за меня, в окно. Странное выражение стыло в его глазах. Я не понял его, но почему-то мне стало жутковато.
— Откуда ты знаешь?
— Твой отец рассказывал. Илэр, пожалуйста, отойди от окна. Рядом может крутиться кто-то из них.
Нечего сказать, успокоил. Я представил, что сейчас из темноты на меня смотрит один из тех, кто убил моего отца, и мне стало совсем нехорошо. Нет с Кристианом сегодня что-то не так. Таким чудным я никогда его не видел. Наверное, он и впрямь очень устал.
— А ты знаешь что-нибудь про мою мать? — вдруг спросил я, послушно отходя от окна. Сам не знаю, почему я спросил о матери. — Отец никогда ничего не говорил мне о ней.
Кристиан очень удивился. Вздрогнув, он вскинул на меня ожившие глаза.
— С чего ты взял, что я могу что-то знать?..
— Ну, если он говорил тебе о вампирах, мог рассказать и о матери. Вы ведь познакомились до их свадьбы, так?..
— У тебя талант задавать сложные вопросы в сложные моменты, Илэр, — пробормотал Кристиан. — Поверь, если бы я знал что-то важное, я бы рассказал тебе.
Я понял, что он не хочет продолжать разговор.
Остаток вечера я провел в спальне в одиночестве. Стоило нам с Кристианом замолчать, как в гостиной тут же появилась Агни, как будто она стояла за дверью и только этого и ждала. Она собиралась идти на улицу. На ней был толстый красный свитер и джинсы, в руках она несла куртку. Но не успела она и рта раскрыть, как Кристиан попросил ее никуда не ходить — поздно уже. Агни стала возражать, что ничего не поздно, и друзьям она обещалась. Просьба сменилась требованием. Назревала ссора; я видел, как решительно сошлись на переносице выразительные брови Кристиана, точно такое же выражение (с поправкой на различие черт) нарисовалось на физиономии Агни. Я поспешил ретироваться. Кажется, Агни сейчас будут объяснять, кто в доме хозяин. Я хорошо понимал, что запрет Кристиана обусловлен его нешуточной тревогой за дочь; но Агни-то ничего не знала, и я сильно сомневался, что Кристиан станет объяснять ей свои мотивы.
В спальне горел ночник. Уходя, я забыл его погасить. Не стал делать этого и теперь. Я разделся и нырнул под одеяло. Кажется, в последнее время я слишком много сплю… Впрочем, плевать. Что мне еще остается? Да и сон мой сном-то назвать нельзя, все какая-то гадость привидится. Я накрылся с головой одеялом в надежде, что благословенная темнота, снизошедшая на меня однажды несколько часов назад, вернется.
Глава 3
"The Moon, she hangs like a cruel portrait s
oft winds whisper the bidding of trees
as this tragedy starts with a shattered glass heart
and the Midnightmare trampling of dreams
But on, no tears please
Fear and pain may accompany
Death But it is desire that shepherds it's certainty
as We shall see…"
–
Висящая в небе луна как кошмарный портрет.
Легкий ветерок шепчет, выдавая тайные мечты деревьев.
Начинается трагедия разбитого вдребезги сердца
И слышится тяжелая поступь Полуночного Кошмара.
Но не нужно слез, прошу!
Пусть боль и страх и сопутствуют Смерти.
Все же управляет ею, вне сомнения, Желание.