Пронзаю его веткой дерева, проникая в задницу, заставляя истекать кровью изнутри.
Рон вот-вот потеряет сознание, поэтому я достаю тазер и прижимаю к его коже, заставляя очнуться. У меня мало времени, потому что долго он не протянет.
Беру нож и начинаю вырезать слова, которые будут сопровождать его во время разложения.
Насильник.
Затем втыкаю нож чуть ниже его уха и бью прямо в череп, чтобы быть уверенной, что он, по крайней мере, мертв.
Мои руки быстро наполняются кровью, и я стараюсь не намочить одежду. Наверное, мне придется ее сменить, если мы все же поедем в бар.
Давным-давно жила-была девушка, которая делала все, чтобы быть идеальной, как марионетка ручной работы.
Однажды ниточки этой марионетки оборвались, а материал порвался.
Девушка перестала быть марионеткой, она стала просто сломанной куклой.
Сломанной принцессой.
Тьма захлестнула меня, и на вкус она оказалась не такой уж плохой.
Даже странно, что она была приятной. Я только что до смерти замучила человека, который меня изнасиловал, и не чувствую ни малейшей вины за это.
Возможно, я не очень хороший человек. Возможно, мой моральный компас сломан.
Теперь я монстр. Чертов злодей.
И это нормально. Мне это даже нравится.
Внутри меня живет зверь, выкованный из тех, кто стремился сломать меня. Может, они и убили часть меня, но я полна решимости заставить их пожалеть о том, что они не довели дело до конца. Говорят, монстров создают, и они правы. Я только что переродилась в одного из них.
— Сесилия, – Коннор подходит с опаской, и я поворачиваюсь к нему с пустыми глазами.
— Когда ты собирался мне сказать? – обвиняю я.
Он солгал мне. Я знаю, что он знал о Джеймсе, но не сказал мне. Он, как и остальные, относился ко мне как к одноразовой девчонке, и я заставлю его за это заплатить.
— Сесилия, – начинает он, но я прерываю его.
— Когда ты собирался сказать мне, что он не умер? – кричу я, а он ничего не говорит.
Бью его по лицу, целясь из пистолета ему в голову.
— Как ты смеешь так предавать меня? Ты труп.
Я почти впустила его. Позволила ему дотронуться до меня. Я ненавижу себя и ненавижу его.
— Сеси, любимая, послушай меня, дыши, – говорит он очень мягко.
Ненавижу его спокойный тон. Ненавижу, когда он показывает мне свои эмоции.
Я ненавижу его, и точка.
— Это не то, что ты думаешь. Ты дрожишь. Не ходи туда. Оставайся здесь, со мной. Тебе нужно за что-то держаться; если бы я сказал тебе, это повлияло бы на твой прогресс. У тебя все было хорошо, Сеси.
— Ты лгал. Ты прекрасно знал, как мне трудно доверять людям, и все же солгал.
— Нет, я защищал тебя от самой себя. Ты разваливалась на части, Сеси. Если бы я рассказал тебе о Джеймсе, ты бы упала прямо в пропасть.
— Сколько раз я должна повторять, что мне наплевать на себя, на то, что мне больно, – отвечаю я.
— Но мне не плевать; я не хочу, чтобы тебе было больно, принцесса. – В его голосе слышится ранимость.
Он говорит правду; я вижу в его глазах океанах, насколько искренни слова.
Но я не настолько глупа, чтобы позволить его словам проникнуть глубже. Прижимаю Коннора к стене и подношу нож, которым был убит Рон, к его горлу.
Понимаю, что формирую порез, только когда по лезвию начинают стекать капли крови.
Он не реагирует, даже не пытается меня обезоружить. Стоит и ждет, что я отвечу. Он позволит мне убить его, но не будет сражаться со мной, и это выводит меня из себя.
— Реагируй, Коннор. Сражайся со мной, – кричу я ему в лицо, и он оскаливается в ухмылке, похожей на чеширского кота, тепло вплетается в края его губ, вызывая чувство страсти и накала.
— Боже, помоги мне, но, возможно, я сошел с ума от того, что так сильно наслаждаюсь твоим безумием, – прошептал он мне в губы, прежде чем прижаться к ним своими губами.
Он поднимает меня на руки и прижимает к мотоциклу.
Я подумываю о том, чтобы сопротивляться, дать отпор, но что-то во мне сдается.
Вместо этого поддаюсь магнитному притяжению и позволяю ему поцеловать меня. Ощущения, нахлынувшие на меня, интенсивны и безумны – коктейль из слез, металлического привкуса крови и всплеска адреналина.
Коннор выглядит невозмутимым и безразличным к беспорядочной симфонии, которую мы создаем, пока наши губы встречаются с пылом, соответствующим извращенному желанию, переполняющему мое тело.
Могут ли ненависть и похоть столкнуться?
Можешь ли ты ненавидеть кого-то до такой степени, что хочешь потеряться в этом человеке, пока бьешь его по лицу?
Он прав. Это безумие. Мы и есть безумие.
Но я начинаю понимать, что не в силах этому противостоять.
Наш поцелуй превращается в ад, сталкивающийся с пожаром, в неукротимую борьбу похоти. Он дикий, всепоглощающий, и каждое движение его губ, претендующих на мои, обещает новый уровень зависимости. Я прижимаюсь к нему еще теснее, полностью погружаясь в пленительное безумие этого момента.
Может быть, трах из ненависти действительно лучше, чем заниматься любовью.
Я начинаю расстегивать его ремень, но он останавливает меня.
— Осторожнее, принцесса, я не твой прекрасный принц, – предупреждает он.
— Иногда принцессам не нужен прекрасный принц. Они просто хотят, чтобы кто-то трахал их жестко и хорошо, – отвечаю я, садясь к нему на колени, чувствуя его видимую эрекцию.
Перекатываюсь на коленях, заставляя его руки крепко сжать мою талию, как будто это может нас объединить.
— Ну, я могу это сделать, но не сегодня, – говорит он, убирая прядь моих волос и целуя меня в лоб.
Что за нахуй?
Мой плохой мальчик сломался.
Я здесь, фактически даю ему зеленый свет, чтобы он трахнул меня, но он не может этого сделать? Ну и хрен с ним.