Принимаюсь методично просматривать диски на стойке, пока на одной из обложек не замечаю того самого парня, который был с Ниной в пабе. Как и сказал консьерж, он играет в группе «Зе Хантерс». Я оглядываюсь по сторонам. Все стены в магазине увешаны рекламой новых пластинок и постерами. Я нахожу раздел, посвященный местным исполнителям, и среди пестрых плакатов наконец замечаю то, что мне нужно: график выступлений «Зе Хантерс» на этот месяц. Одна дата сразу привлекает мое внимание — сегодня вечером у них запланирован концерт в клубе, находящемся всего в десяти минутах ходьбы отсюда. Сейчас ровно пять — наверняка уже настраивают инструменты. Мне не хочется идти туда, но выбора нет: надо вытаскивать Нину из лап этого мерзавца.
Мой расчет оказывается верным — когда я подхожу к клубу «Роудмендер», главный вход заперт, однако пожарная дверь за углом распахнута и подперта красным огнетушителем. Два неопрятных парня таскают из припаркованного рядом фургона усилители и гитарные кофры. Внутрь заходить я не тороплюсь — во-первых, лучше беседовать на нейтральной территории, а во-вторых, я пока еще не решила, что скажу. Проходит пять, десять, пятнадцать минут, и тот, кто мне нужен, сам появляется из-за двери. Идет к небольшой стоянке и закуривает. Я делаю глубокий вдох и направляюсь к нему.
— Джон Хантер!
Парень оборачивается. У него красные глаза и темные круги под веками. Кожа бледная, словно он живет в подземелье. Щеки впалые и фигура весьма субтильная, но при всем этом он поразительно хорош — видимо, из-за смазливого лица.
Хантер затягивается сигаретой — я чувствую, что там не только табак — и молча поднимает брови, как бы спрашивая: «Ты кто?»
— Можете уделить мне минутку?
— Зачем?
— По поводу моей дочери.
— Конкретней.
— Вы с ней встречаетесь.
Судя по его недоумению, он не понимает, о ком я говорю. Значит, у него с Ниной несерьезно, или она не одна такая. Учитывая его род занятий, скорее второе.
— Нина Симмондс, — уточняю я.
Тут спесь с него слетает, и он начинает оправдываться:
— Не знаю, что она тебе сказала…
— Пожалуйста, не оскорбляйте меня ложью, — отвечаю я, наслаждаясь ощущением превосходства. — Я все знаю. Я собственными глазами видела, как вы миловались в пабе.
— Миловались, — повторяет он с издевкой. — Не парься, это несерьезно!
— Надеюсь, что нет. С пятнадцатилетней школьницей… А она в курсе?
— В курсе чего? Что ей пятнадцать? Надеюсь. Мне она сказала, что уже совершеннолетняя. Так что ко мне какие вопросы?
Чем больше я погружаюсь в эту историю, тем сильней раздражаюсь.
— Прекрати паясничать! Знает ли она, что у тебя полно таких «подружек»?
— Эй, полегче. К чему ты клонишь?
— Поклянись больше с ней не встречаться.
Хантер опять смеется, у него изо рта вырывается сигаретный дым.
— Поклясться? Чем? Сердцем матери и кровью отца?
— Хорошо, — срываюсь я. — Тогда мне придется пойти в полицию и заявить на тебя!
Улыбка мигом слетает с его лица.
— Ты этого не сделаешь.
— Почему же? Ближайшее отделение в пяти минутах ходьбы. Сейчас прямо и пойду.
Я делаю шаг, но он хватает меня за плечо и разворачивает обратно. Я собираюсь возмутиться, но он опережает меня. Его лицо оказывается прямо перед моим, я даже ощущаю запах табака в его дыхании.
— Не советую. Вряд ли Нине понравится.
— Ничего, со временем поймет.
— Сомневаюсь. Скорее, возненавидит тебя и сбежит из дома. Ко мне.
— Она — моя дочь, а не твоя игрушка.
— То-то она мечтает от тебя отвязаться и не может простить тебе, что ты выгнала отца… Стоит мне пальцем ее поманить, как она бросит тебя, и ты останешься ни с чем.
— Полиция этого не допустит.
— Если начнется расследование, социальные службы заинтересуются, почему ты позволяешь ей ночевать вне дома.
— Я была уверена, что она проводит время у подруги.
— Ну-ну… Твоя дочь любит угождать. Ей нравится дарить людям счастье — только не тебе, конечно. И больше всего на свете она боится, что я исчезну, как ее отец. А значит, сделает все, что я скажу, лишь бы удержать меня. И если для этого потребуется лжесвидетельствовать против тебя, она не остановится. Попробуешь сдать меня полиции, и я сам упеку тебя за решетку.
Парень отпускает меня, делает долгую затяжку и отбрасывает ее в сторону.
— Думаю, мы поняли друг друга? — цедит он, и мне ничего не остается, как кивнуть.
— Кстати, — бросает он, уходя, — очень жаль, что у тебя нет дочки помладше. На год-два помладше было бы самое оно.