— Ты гей? — спрашиваю я удивленно.
— Ага.
Мы идем дальше, в сторону кафе.
— Я начал встречаться с одним парнем несколько недель назад. Хотя вряд ли у нас с ним получится.
— Почему?
— Работы много и ты… Для серьезных отношений просто нет времени.
Значит, я для него важнее. На сердце становится тепло и радостно.
— Для тебя это проблема — ну… то, что мне нравятся парни?
— Нет, конечно, — говорю я совершенно искренне. Даже рада, что не придется делить его с другими женщинами.
— Мама и папа тоже спокойно к этому относятся.
Когда Дилан говорит о приемных родителях, меня одолевают смешанные чувства. Хочется во всех подробностях узнать о его детстве, о потерянных для меня годах, но при одной мысли, что другая мать подхватывала его на руки, когда он падал, читала ему сказки на ночь и болела за него на школьных соревнованиях, на меня наваливается черная зависть. На ее месте должна была быть я. Это абсурдно и несправедливо, однако я чувствую глубокую обиду на женщину, с которой даже ни разу не встречалась.
Мы садимся в кафе. Возвращаюсь из-за стойки с чайником и двумя чашками. И здесь наши вкусы совпадают: пьем чай с молоком и двумя ложечками сахара. Дилан достает конверт из кармана и протягивает стопку фото.
— Здесь я совсем маленький.
На снимке пухлый карапуз лежит на ковре в подгузнике, улыбается и болтает в воздухе руками и ногами. Поразительно, даже в младенчестве у него была копна темных волос, как у Джона! На других фотографиях запечатлено, как он впервые сел без посторонней помощи, как сделал первый шаг. Приемная мать стоит сзади и придерживает его за руки, чтобы он не упал. Лица не видно, и я представляю себя на ее месте.
— Если хочешь, могу оставить их тебе, — предлагает Дилан, и я с благодарностью принимаю подарок.
Он замечает слезы у меня на глазах, прежде чем я сама осознаю, что плачу.
— Извини, не хотел тебя расстроить.
Вынимаю из сумочки пачку бумажных носовых платков, вытираю глаза и меняю тему разговора:
— Хорошее кафе. Ты был здесь раньше?
— Нет, мы живем на другом конце города. Зайти сюда посоветовал коллега, который пишет отзывы о пабах и ресторанах.
Я чувствую: он что-то недоговаривает.
— Не хочешь, чтобы нас видели вместе, да?
Его лицо заливается краской.
— Ничего. Я понимаю, — добавляю, не лукавя, хотя в груди что-то сжимается.
Дилан замечает мою реакцию (в чутье ему не откажешь, это у него от меня).
— Еще не рассказал о тебе родителям.
— Как они отреагируют?
— Не знаю. Мы очень близки, не хочу причинять им боль.
— Почему ты вообще решил меня разыскать?
— Любопытство… Хотелось увидеть полную картину. Узнать о своих корнях, найти родных… Или журналистский азарт.
— Ну и как, найдя меня, ты удовлетворил его?
— Вполне, — отвечает Дилан.
В душе зарождается страх. Значит ли это, что ему от меня больше ничего не нужно? Мы встретились, он узнал тайну своего рождения, которая, как зуд, не давала ему покоя, и теперь он спокойно пойдет дальше, перевернув меня, словно прочитанную страницу.
— Отлично, — откликаюсь я, и мои глаза вновь начинают наполняться слезами.
Дилан кладет ладонь мне на руку.
— И я очень хочу узнать тебя поближе. Я не ищу другую маму, у меня она уже есть, но я всегда открыт для новых друзей.
Слезы помимо моей воли прорываются потоком.
— Я тоже, — всхлипываю и вытираю глаза второй салфеткой.
Однако плачу я не от радости, а от самого горького разочарования: он для меня сын, но я для него не мать. И меня уже никто и никогда не назовет «мама».
Глава 60
Мэгги
Нина возвращается после полудня. Ее подвозит тот же парень на белой машине, с которым она уехала утром. Я напряженно всматриваюсь через жалюзи, пытаясь увидеть, что между ними происходит. Похоже, просто разговаривают. Потом целуются в щечку, и Нина заходит в дом. Интересно, она рассказала обо мне своему кавалеру? Или наврала, что живет одна? Похоронила меня, просто вымарала из своей жизни или заявила, что мы не общаемся?
Сегодняшнего вечера я жду с нетерпением. Нина оставила мне с утра только завтрак и обед — значит, ужинать будем вместе. И, я надеюсь, она сообщит, что приняла решение отвести меня к врачу.
Когда Нина наконец отпирает дверь, мы вежливо здороваемся, и я сразу чувствую, что надеждам моим, скорее всего, не суждено сбыться. Хотя меня переполняет разочарование, я стараюсь держать себя в руках. Если она не собирается помогать мне, значит, помогу себе сама. Чего бы мне это ни стоило.