Крестовский тряпку использовать не стал. Ни он, ни Светлана Юрьевна и не подумали приводить меня в чувства. В себя я пришел сам, без из помощи.
— ...такое? — прорвался сквозь туман беспамятства восторженно-обеспокоенный голос Крестовского.
— Да-а, — задумчиво протянула Светлана Юрьевна. — Интересный эффект. Согласна с тобой полностью.
— Ты когда-нибудь видела такое?
— Ни разу!
— Но ты видела? Ты ощутила?
— Конечно! Я же не деревенская девочка.
Они замолчали. Я почувствовал, как затекает спина, отчаянно захотелось повернуться, но я лежал не шевелясь. Очень уж интересно было, о чем они говорили.
Вариантов у меня было несколько, от слабости моего характера, до страха за мою жизнь.
— Данилину повезло, — наконец сказала она.
— Думаешь? — недоверчиво пробасил Крестовский и я ощутил сильный табачный запах. — Будь проклят тот, кто придумал папиросы! — проворчал он. — Ты правда думаешь, что Данилину повезло? Ты серьезно полагаешь, что все это объясняется простым везением? Такие своевременные аресты. Гибель Волошиных, заметь, тоже своевременная. Ну и, конечно то, что у Волошиных был сынок его возраста.
— Не делай из Данилина чудовища. Он не лучший человек и способен на многое, но это слишком даже для него.
— Ты влюблена, — усмехнулся Крестовский.
— И не стесняюсь этого! — вскинулась она.
— Но знаю об этом только я. Не он, заметь, я. Только я. Но ты права, это было бы слишком даже для него, — он помолчал, затем добавил: — Если это совпадение, а все же очень на то похоже, то твой Данилин чертовски везучий сукин сын.
Я не выдержал. Застонал от боли в спине и повернулся к ним.
— О чем речь? — спросил я.
Они переглянулись, но ничего не сказали.
— О чем вы говорили сейчас? Почему Данилин везучий?
Мне хотелось повторить слова Крестовского, но я сдержался.
— О тебе, — не стал юлить Крестовский.
— О том, что ты очень похож на сына Волошиных.
Светлана протянула мне помятую фотокарточку, с которой на меня смотрел я. Я сидел в окружении людей в праздничных платьях, за праздничным столом и улыбался.
— Это фокус такой? — спросил я, возвращая карточку Светлане.
— Никаких фокусов, кадет. Это настоящий снимок. Различия меж вами видны, но, если присматриваться. Если же нет, то ты вполне пойдешь за юного герцога.
— К тому же перенесенные вами страданья не могли не оставить отпечаток на вашей внешности, Ваша Светлость, — Светлана Юрьевна встала, присела в книксен.
— Ваша Светлость, — Крестовский поклонился, приложив руку к груди.
— Очень смешно, — буркнул я. — Сейчас от смеха лопну.
— А никто и не шутит, — Светлана Юрьевна положила мне на колени увесистую бумажную папку. — Изучи. Это твоя жизнь. Все, что удалось собрать Данилину и все, что тебе нужно знать о себе и о своей семье.
— Список кредиторов там тоже есть?
— Там нет, — ухмыльнулся Крестовский. — Вот он, — он положил на стол папку ненамного меньше, той, что я держал в руках.
— Я что, половине Империи должен?
— Немногим меньше, — Крестовский улыбнулся, шрам поднял его губу и милая добрая по его замыслу улыбка, превратилась в пугающий оскал. — Сумму ты слышал, — еще одна улыбка, еще страшнее, в ней уже почти не осталось человеческого, лишь хищный, звериный оскал. — Но не бери в голову. Это не твои вопросы. Предоставь разбираться со всем этим Данилину. У него никогда не бывает простых планов, но большая часть из них работает.
— Большая часть? — я подавился воздухом. И думать не хотелось, что я могу оказаться в меньшей, то есть, среди неудавшихся планов.
— Я не вижу радости в твоих глазах, кадет! — рыкнул Крестовский, но злоба в голосе была насквозь фальшивая. Я это чувствовал, а он и не скрывал.
— А чему тут радоваться? Еще месяц назад я был гимназистом, что ждал Рождественских каникул, чтобы немного побыть дома, а теперь у меня и дома нет и семьи. Отец из-за меня сидит в тюрьме, что с матерью вообще не известно. Как и с сестрами, я не знаю, что с ними, добрались они до Зайцево или нет. Да, о чем я? Я не знаю даже кто я. А для того, чтобы узнать мне надо прочитать это, — я поднял папку с колен и потряс ею. — И вон то, — я кивнул на папку, лежащую на столе. - А вы, Петр Андреевич, про радости.
— Взгляни на это, с другой стороны.
— Да с какой не смотри, радостнее не становится.
— Не скажи, — Крестовский покачал головой. — Ты живой! Не знаю почему ты считаешь, что твой отец в тюрьме по твоей вине. И знать не хочу! — он поднял руку, заставив меня промолчать. — Не знаю, что с твоими сестрами, что с матерью и узнать и не могу, и не хочу. Но ты живой, и пока ты живой, пока ты не положил цветы на их могилы, ты еще можешь им помочь. Пусть не сейчас, пусть сильно позже, но еще можешь. Мы не знаем, что планирует Господь для каждого из нас, но мы должны заботиться о тех, кто нам близок. И, как бы сейчас это не прозвучало, но стать герцогом Волошиным единственный твой шанс помочь своим родным. Сейчас единственный, что будет дальше не знает никто.
— Я понимаю, — проворчал я. — Я знаю.
— И тебя это не радует?
— А чему тут радоваться. Я, как герцог Волошин, должен, наверное, половине империи. И суммы там больше, чем мои карманные деньги за всю жизнь, — я отвернулся.
— Это верно. Но во всем этом есть и хорошая сторона. Вы, Ваша Светлость, несовершеннолетний. Кредиторы не смогут предъявить вам расписки, пока вы не достигните восемнадцати лет и не вступите в полноценное владение вашей собственностью. Впрочем, это не мое дело. Мое дело подготовить тебя к этому. С этого момента ты мой кадет. Хочешь ты этого или нет, но с этого момента вы, Ваша Светлость, герцог Волошин. И ты, Глеб Сонин, должен полностью соответствовать его имени. Ты должен быть им, а не притворяться им. Ты должен интересоваться тем, чем интересовался он. Ты должен знать тех, кого знал он.
— Знаю. Человек в черном мундире мне все это уже говорил, — я поморщился.
— Данилин много темнит и много не договаривает. Профессия обязывает. Однако это не мое дело. Мое дело подготовить тебя к жизни герцога, так, чтобы ты смог себя защитить в случае чего. Ты не только должен уметь владеть оружием так же, как он. Ты должен быть лучше! Много лучше! Только став лучшим, ты получишь шанс сохранить себе жизнь.
Я поднял на него взгляд. Он вздохнул, кивнул, и тихо, словно сообщал мне великую тайну произнес:
— Темные вырезали всю семью Волошиных. Убили сопровождающих слуг, даже лошадей, и тех под нож пустили. Выжил только ты. Но об этом никто не знает. Но узнают, и тогда я гроша не дам за твою жизнь. Но если ты будешь меня слушаться, если ты будешь примерным учеником, то у тебя появится шанс не только выжить, но и как знать, возможно помочь своей семье. Своей настоящей семье.
— Возможно? — спросил я, он пожал плечами.
Его взгляд совершенно равнодушен, я лишь его очередной кадет, он должен меня обучить, а затем выкинуть в открытый мир. И поскольку жизнь моя, по его словам, не стоит и гроша, то и учить меня он не слишком хочет, просто выполняет приказ.
— Моя семья, тоже дело рук темных? — задал я вопрос, на который не очень хотел слышать ответ.
— Это вопрос к Данилину.
— Он молчит. Я спрашивал.
— Я тоже не отвечу. Я не знаю. Я и о тебе услышал первый раз три дня назад, и о твоем роде в целом. Но, возможно, темные замешаны в этом деле, иначе Данилина бы не было. С другой стороны, ты слишком похож на герцогского сынишку. В любом случае, мы поговорили, мне понравилось, теперь ты мой кадет, а я твой наставник. И ты будешь вынужден делать и поступать так, как я скажу ближайшие три недели. Большего времени у нас нет. И терять мы его не будем. Я вижу твое состояние, знаю, что ты не совсем здоров, но к тренировкам приступаем завтра. За три недели я из тебя богатыря не сделаю, но постоять за себя сможешь.