Уже почти стемнело, когда Ранегунда опять приблизилась к комнате, где лежал незнакомец. Если бы состояние того не было столь безнадежным, она ни за что не отважилась бы навещать его в одиночку. Брат Эрхбог, похоже, уже тут побывал: он каждый день молится у постели несчастного, хотя его бдения мало чему помогают. Так же как и пергаментный свиток с «Отче наш», положенный под подушку страдальца. Сознавая тщетность и своего очередного усилия, Ранегунда внесла в комнату поднос с хлебом и чашкой бульона. Все это, к сожалению, отправится обратно на кухню, ведь до сих пор незнакомец так и не проглотил ничего.
— Чужеземец? — окликнула она от дверей, не ожидая ответа.
— Да? — последовал отклик.
Она чуть было не уронила поднос. Вот уже во второй раз слуха ее коснулся звук ею голоса — тихий и мелодичный.
— Вы очнулись?
— Пожалуй.
Она все стояла, не в силах переступить через полосу красного света, проникавшего в комнату от тлевшей в коридоре жаровни.
— Вы можете разговаривать?
В его голосе — очень слабом, но совершенно отчетливом — мелькнули смешливые нотки.
— Очевидно могу.
Ранегунда, хорошо понимавшая, что ей следует незамедлительно кликнуть служанку, к вящему своему изумлению, закрыла за собой дверь и заморгала, пытаясь приспособить глаза к мгновенно воцарившемуся в помещении мраку.
— Вы очнулись? В столь позднее время?
— Похоже. — На этот раз его голос прозвучал несколько громче и уже вовсе не походил на стенание погибающего в песках человека. — Сейчас и впрямь поздно?
— Да. — Ранегунда, оправившаяся от неожиданности, храбро шагнула вперед. — Видите, в окнах темно.
— Да, — сказал он. — Так и должно быть. Тьма прибавляет мне сил.
Его слова, вроде бы мало что значащие, ввергли ее в легкий озноб.
— Я принесла вам еду, — пробормотала она в замешательстве, не решаясь присесть на кровать, хотя прежде проделывала это без каких-либо колебаний.
Он не замедлил с ответом:
— Благодарю. Это очень любезно. — Его саксонский был правильным, но в нем все же проскальзывал едва уловимый и весьма странный акцент.
— Я принесла вам хлеб и бульон, — буркнула Ранегунда, сердясь на себя за внезапную робость. — Так что вы сможете подкрепиться.
— Ах!
В его восклицании слышалось явное разочарование и еще нечто, чему у нее не нашлось бы определения, даже если бы ей вдруг вздумалось его поискать.
— В чем дело? — опешив, спросила она. — Быть может, вам хочется чего-то другого?
В глазах незнакомца промелькнула усмешка.
— Боюсь, именно так.
Он произнес это словно бы для себя, но продолжал пронизывать ее взглядом, и Ранегунда снова смешалась.
— Надо бы посмотреть… да я и так знаю, — забубнила скороговоркой она. — У поваров всегда что-то есть. Баранина, например… ее еще много осталось… Я заглядывала в котел. В корзинах полно репы, лука, салата. Также имеется солонина… И только что выпотрошили гуся. Могу приказать отловить для вас кролика, или утку, если это…
— Нет, — спокойно сказал он. — Но я вам очень признателен.
— У нас есть пиво, — продолжала поспешно она, словно скорость речи могла решить дело. — Есть еще мед… и обычный, и забродивший… и немного вина.
Он покачал головой.
— Я хмельного не пью.
— Так чего же вам надо?
Ранегунда, вконец растерявшись, посмотрела на чужака, но тот спрятал глаза.
— Хотел бы я знать, как мне сказать вам об этом, — произнес он, чуть помедлив.
Ему и ранее доводилось бывать в столь же затруднительных положениях, но с той поры миновало немало столетий, а эта светловолосая женщина отнюдь не походила на варваров тех жестоких времен. Он поднял руку и провел пальцами по лицу, ощутив колкость щетины. В мозгу мелькнуло, что следует поскорее побриться. Иначе кто-нибудь может заметить, как медленно растет у него борода.
— Но почему же? — вскинулась Ранегунда. — У вас что — усилились боли? Или… пошло нагноение?
Этого она опасалась больше всего и задохнулась от ненависти к Пентакосте, посмевшей пророчить ее подопечному такую судьбу.
— Нет, все в порядке, — поспешил откликнуться незнакомец. — Теперь нужно время.
Он улыбнулся и жестом пригласил Ранегунду присесть к нему на постель.
— Но… вам ведь надо хоть чем-нибудь поддерживать свои силы. — Ранегунда послушно села и поглядела чужеземцу в лицо. Теперь их разделял только поднос. Ей захотелось прикоснуться к нему, удостовериться, что перед ней реальное существо, а не видение.
— Справедливо, — согласился он и помолчал, оглядывая погруженную во мрак комнату так, словно мог что-то в ней различить. Потом уже другим тоном добавил: — Корабль мой, как я полагаю, погиб?
— Да, — неохотно подтвердила она. — Остались кое-какие обломки… Но вы единственный, кого выбросило на берег. Мы более никого не нашли.
— Бедняги, — сказал он, нахмурившись, и спросил после паузы: — Сколько же их затонуло?
— Их? — ошеломленно переспросила она.
— Я имею в виду другие суда, — пояснил незнакомец. — Погибло лишь «Солнце полуночи» или…
— У нас нет сведений о крушениях других кораблей… по крайней мере между нашей крепостью и Лабериком, — ответила Ранегунда и продолжила, тщательно подбирая слова: — Это западное направление. Что до восточного побережья, то там стоит монастырь, однако последнее сообщение из него к нам пришло за два дня до штормов. — Она указала на узенькую бойницу в стене и пояснила: — Там спорные земли.
Чужеземец кивнул.
— Понимаю. А… кроме меня вы нашли еще что-нибудь? Я говорю о вещах.
— Тюки с мехами, правда сильно подпорченными, — принялась вспоминать Ранегунда, — а также тюки с тканями, почти обесцвеченными морской солью… несколько клочков парусины. — Она наморщила лоб. — Была еще книга в кожаном переплете… но тоже подпорченная… мы ничего не сумели в ней разобрать.
— Это — все? — Незнакомец вздохнул и нахмурился, глядя в пространство.
— Кроме нескольких сундуков, — сказала она.
— Сундуков? — Незнакомец насторожился. — Сколько же их и что с ними сталось?
— Их семь, и сейчас они стоят в оружейной. Каждый обвязан веревками и крепко заперт, а на замках странные печати.
— На оттисках диск с распростертыми крыльями? — взволнованно спросил он.
— Да, — подтвердила Ранегунда, обрадованная, что сумела пробудить в чужеземце интерес, и поспешно поставила поднос на пол. — Мы их не открывали. Нам не удалось подобрать ключи, а ломать замки я запретила.
— Стало быть, спасено семь сундуков. Это больше, чем я надеялся, — медленно произнес незнакомец. Он задумчиво посмотрел на нее, затем спросил: — Не могли бы вы приказать принести сюда хотя бы один из них?
— Сюда? — удивленно спросила она, но тут же напомнила себе, что чужеземцев без странностей не бывает. — Разве что самый маленький. Два раба с ним, пожалуй, справятся.
— Не откажете в любезности им это повелеть? — Чужак помолчал, но потом все же счел необходимым пояснить: — Эти сундуки принадлежат мне, а если вы в том сомневаетесь, то в Хедаби находится мой посредник по торговым делам, который может дать надлежащие подтверждения. Пошлите запрос ему или в Шлезвиг, в таможню. Образец моей печати имеется и там, и там, а также в Гамбургском магистрате. Помимо того в моем денежном поясе должны храниться ключи, которые подойдут к их замкам, если только они не пропали. Я везу эти сундуки из весьма удаленных краев и очень дорожу ими. — Он снова умолк, предоставляя ей возможность обдумать услышанное, и после уточнил: — Их содержимое обладает целительной силой.
— И что же в них? — спросила Ранегунда — скорее из любопытства, чем для проверки.
— Земля, — без малейшего промедления откликнулся он. — Она мне необходима для опытов и связанных с ними занятий. Я Францин Ракоци, граф Сент-Герман, сведущий как в алхимии, так и в кузнечном искусстве. Использую образцы разных почв для получения богатых всяческими металлами руд. — Это была полуложь, но с большой долей правды.
— Я Ранегунда, герефа этого укрепления, — представилась Ранегунда, с трудом подавив в себе желание встать и приподнять в знак почтения юбки.
— Герефа? — Незнакомец явно был удивлен. — У вас что — нет отца… или братьев?
— Брат есть, но он удалился в монастырь Святого Креста, — пояснила она, ибо это не представляло какой-либо тайны. — У него нет детей, в этом все дело. А другие наши братья умерли еще в детстве, так что…