- Джура-Дай будут делать то, что мы захотим, - сказал Сахалик. Он отпил еще, потом сказал. - Я собираюсь вернуться назад. Я прибегу из пустыни, размахивая руками и бормоча, как полный дурак, я буду кусаться как расклинн во время полной луны, и все будут смеяться надо мной. И тогда, - он рыгнул, - когда мои худшие страхи станут реальностью, я внезапно стану мудрым старым эльфом, которого будут уважать даже воины.
- Звучит хорошо, - сказал Джедра. - Я охотно пошел бы с тобой, но ты же видишь... - он позвенел цепью на своей левой ноге.
- С удовольствием помог бы тебе убежать, если бы мог, - сказал Сахалик, не обрашая внимания на слушавших их стражников, - но в погоню за нами бросится весь город. Ваша будущая битва будет самым великим событием с того самого времени, когда Калак начал строить свой зиккурат. Все ставят на нее.
- Да ну! - Джедра взял кувшин и выпил последние капли вина. Он не знал, что сказать на это.
- Кстати, на тебя ставят больше народу, чем на Кайану. Твои шансы выше.
- Мне очень не хочется обижать кого бы то ни было, но боя не будет.
Сахалик покачал головой. - Не будь так уверен. Если вы не будете сражаться, вас обоих замучают до смерти, прямо на арене. Толпе нужны развлечения, знаешь ли.
- Безусловно боги запрещают разочаровывать толпу, - насмешливо бросил Джедра.
Сахалик не улыбнулся. - Калак вытягивает жилы из этого несчастного города, строя свой зиккурат, - сказал он. - Если он не даст народу какой-нибудь отдушины, выхода своему недовольству, будет восстание, и неизвестно, кто победит. Поэтому ты можешь быть уверен, что он устроит из тебя зрелище, так или иначе.
- Пускай, - махнул рукой Джедра, - я не собираюсь помогать ему.
- Обдумай это получше, - сказал Сахалик. Он взял кувшин у Джедры, увидел, что тот пуст и поставил его на пол рядом с койкой. - Если ты будешь сражаться, то можешь быть уверен, что хотя бы один из вас умрет сравнительно легкой и безболезненной смертью. И это будет самый лучший подарок, который ты можешь сделать Кайане, помяни мое слово.
Джедра пожал плечами. - Я не могу.
- Тогда тебе остается только надеяться, что она сможет. - Сахалик встал. - Во время наших следуюших занятий я покажу тебе, как можно убить кого-нибудь совершенно безболезнено, и как можно нанести поверхностные раны, которые заставят битву выглядеть намного страшнее, чем на самом деле. Но, боюсь, это все, чем я могу тебе помочь. - Он подобрал свой кувшин и пошел к двери, но остановился на пороге с рукой на задвижке. - Помимо рассказов, конечно. Я заставлю барда племени сочинить песню о вас, намного лучшую, чем ту, последнюю, и я пошлю его в каждый город Атхаса, чтобы он пропел о вашей трагической любви.
- Спасибо. - Джедра оперся о стену, краснея.
Теперь пожал плечами Сахалик. - Джура-Дай всегда славят своих героев.
Героев, подумал Джедра. Ха. Он никогда не хотел быть героем.
***
В следуюшие несколько дней он, однако, узнал, на что это похоже. Все солдаты и слуги шептались между собой и смотрели на тренировочное поле, без сомнения пытаясь оценить его способности и решить, на кого ставить, а между занятиями он получал порции самого лучшего мяса, которое когда-либо ел. Он думал, что к Кайане относятся так же, но аристократ сдержал свое слово; они даже тренировались в разных местах. Сахалик и Шани взялись передавать им послания друг от друга, но никто из них не мог подумать ни о чем другом, кроме "Я люблю тебя".
Когда Джедра спросил Сахалика, рассказал ли он Кайане о суете вокруг боя, Сахалик рассмеялся и сказал, - Я сильно подозреваю, что бой между вами немедленно закончится, когда один из вас ударит другого. Она отказывается поднимать оружие против тебя, в точности так же, как ты отказывался поднять оружие против нее. - Одновременно Сахалик учил Джедру - и, по видимости, Кайану, как быстро и безболезненно убить врага. К счастью, если хоть что-нибудь можно было считать счастьем в их положении, они должны были сражаться самым простым оружием: мечом и щитом, так что по меньшей мере ни одному из них не надо было убивать своего любимого человека боевой палицей. Джедра старался запомнить самые различные смертельные удары в жизненно важные органы, решив использовать самый лучший метод на себе при первой же возможности, но Сахалик уверил его, что такой возможности у него не будет. Они тренировались мягкими деревянными мечами, и даже если бы он сумел убить себя до или во время настоящего боя, Кайана будет немедленно наказана за это.
- У тебя нет вариантов, - сказал ему Сахалик однажды утром, заметив, как Джедра проверяет свой учебный меч на собственной груди. - Один из вас должен умереть от руки другого, иначе выживший будет замучен до смерти, и чем скорее ты примешь это, тем лучше будет вам обоим.
- Я никогда не приму этого, - сказал Джедра. - Должен быть путь выбраться из этой заварухи. Просто я еще не нашел его.
- Нет такого пути и не будет, - возразил Сахалик. - Ты и так прожил достаточно долго, и должен смириться с этим.
Джедра не обратил никакого внимания на его слова, - А как с моей псионической силой? - спросил он. - Смогу ли я использовать ее во время боя?
Сахалик пожал плечами. - Кто может сказать? В любом случае судьи не дадут тебе остановить твое или ее сердце. Это недостаточно кроваво. Но если ты попробуешь что-то зрелищное, с потоками крови, они могут разрешить тебе сделать это.
Что-нибудь зрелищное. Интересно, если они сольют сознания и обрушат зиккурат на стадион и дворец, будет ли это достаточно зрелищно, но он не видел, как это поможет им с Кайаной убежать. Там слишком много псиоников, которые мгновенно смогут соединиться и отсечь их, как уже и было. Если последние несколько недель в Тире и научили Джедру чему-нибудь, так минимум тому, что они с Кайаной совсем не непобедимы. У них был талант, огромный, ни малейших сомнений, и когда они использовали свою объединенную силу на полную катушку они могли делать совершенно невероятные вещи, но их можно было разделить и победить. В конце концов они самые обычные, средние люди, хотя и с не такими обычными способностями, и их можно подавить и убить, как и любого другого.
Такие идеи не приведут его никуда, он знал это, но так он мог обманывать себя и надеяться на внезапное озарение. Потому что если он ничего не придумает, не изобретет план побега, послезавтра они с Кайаной окажутся на арене друг против друга, и никто и ничто не будет в состоянии спасти их.
Если, конечно, у короля внезапно не обнаружится сердце, но так как у Калака его никогда не было, шансы на то, что оно внезапно родится, меньше нуля. Нет, они должны убежать сегодня или завтра, или все кончено. Проблема была в том, что Джедра никак не мог придумать способ, как сделать это.
***
Следующий день, последний перед боем, пришел и ушел, и ничего нового не случилось. Вечером Джедра послал Кайане весточку, спрашивая о ее планах, если есть, но ее ответ был прост, - А у тебя?
После того, как Сахлик передал эти три слова Джедре, он сел на бывшую койку Кайаны и сказал, - Хотел бы я знать, что сказать тебе. У вас есть шанс войти в историю, как самая трагическая пара влюбленных на Атхасе за все время его существования, но никто из вас не хочет даже подумать об этом. Вы оба надеятесь на чудо и строете на облаке.
Джедра пожал плечами. - Лично я надеюсь, что мы войдем в историю как самая счастливая пара на Атхасе за все время его существования.
Сахалик засмеялся. - Вот так вы оба постоянно спорите? Даже если вы выйдете сегодня ночью из Тира свободными, этого не будет никогда. Именно ваши постоянные споры завели вас с такое положение, в первую очередь.
- Не напоминай мне, - мрачно сказал Джедра.
- Извини.
Они посидели минуту в молчании, а потом Джедра сказал, - Когда мы пересекали путыню, вскоре после того, как повстречались с Китараком, на нас напал зверь, которого тор-крин называет токамаком. Идефинд. Он заставляет тебя думать, что твои самые ужасные страхи стали реальностью.