– Что за масонские таинства? Вы говорите так, будто к нам суперзвезду подселили. Да даже если бы так…
Фаине вспомнилась реакция коменданта, и она замолкла, помрачнев.
– Короче: что происходит?
– Нечасто, знаешь ли, к нам подселяются… такие.
Наташа нервно докуривала, сжимая ментоловую Next дрожащими пальчиками – средним и указательным. Ветер метал ее русые волосы то вверх, то на лицо, так что они лезли в глаза и в рот, мешали говорить. Приходилось то и дело отбрасывать их, но стихия принималась за свое.
– Пожалуйста, скажите, что его подселяют не ко мне, – взмолилась Фаина. – Все остальное меня вообще не волнует.
– Не к тебе. Будь спокойна.
– И не ко мне, а жаль, – печально ухмыльнулась Наташа.
Фаина давно не видела ее такой расстроенной.
– А к кому же?
– К Кириллу, конечно. Больше на этаже некуда.
«Черт, прямо напротив меня», – подумала девушка.
– Одной проблемой меньше.
– Зря ты так думаешь. Я видел его. Сдается мне, от него будет много проблем.
– Все, кто видел его, говорят о нем, – затараторила Наташа таким тоном, будто Фаина и Гена не осознавали всей важности ситуации. – И невозможно не говорить. Весь этаж жужжит, ты только прислушайся. Грядут большие перемены.
– Да уж. – Фаина наигранно вздохнула. – Спасибо, что поинтересовались моим здоровьем, друзья. Все замечательно. Умру не в ближайшее время, обещают, что прежде помучаюсь. Я пойду к себе.
Наташа лишь недовольно закатила глаза. По ее личному мнению, заселение новенького было куда важнее и интереснее проблем со здоровьем соседки, в которые ее зачем-то посвятили. Гена затушил сигарету о перила балкона, кинул окурок в грязную жестяную банку из-под консервированных персиков и шагнул за подругой.
Ему было не все равно.
Этаж действительно гудел, словно в каждой комнате велся оживленный разговор на уровне вибраций. Неужели так боятся, что новенький их услышит? У девушки разболелась голова – она скривилась и помассировала виски, затем ей захотелось заткнуть уши обеими руками.
Пока Гена выспрашивал о визите к терапевту, она рассматривала затертые и местами облупившиеся коридорные стены – ужасного фисташкового оттенка, поцарапанные и будто заплеванные. Стены, на которые она уже не могла смотреть. Но глаз отвести тоже не могла. Гипнотизирующий тлен.
У 405-й, где проживал Кирилл, тоже стояли кое-какие вещи – в основном книги и обувные коробки. Ничего особенного. Дверь в комнату была закрыта, но изнутри раздавался грохот передвигаемой мебели.
– Так, получается, тебе сладкое теперь нельзя? – переспросил Гена, когда они вошли в комнату и Фаина закрыла за собой дверь чуть более громко, чем обычно.
– Нельзя, – кивнула она, сбрасывая с плеч пальто и доставая из шкафчика вешалку.
– Тогда почему от тебя пахнет так, будто минут десять назад ты лопала пирожки с вареньем?
– От тебя ничего не утаишь, – усмехнулась Фаина.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– Ой, Ген, да ничего еще не ясно. Будут анализы, тогда и меры будем принимать. Сейчас-то чего? Ты же знаешь, я без сладкого жить не могу.
Парень окинул взором вазочку с конфетами на столе.
– Знаю. Но все равно. Может, мне это забрать?
– Забирай, конечно. Если руки лишние.
Фаина переоделась при Гене, даже не попросив отвернуться. Такова была норма их отношений. Гена никак не отреагировал на девушку в нижнем белье – его занимали иные вопросы.
– А если и правда диабет, что делать-то будешь?
– Не знаю. Не трави душу, и так тошно.
– Тебе ведь придется отказаться от сахара, от спиртного… все время следить за показателями крови. И многое другое.
– Спасибо за поддержку.
– А ведь это не лечится, Афин. С этим придется только смириться.
– Слушай, заткнись уже. Настроение ни к черту. Еще ты тут со своими нравоучениями. Оставил бы это моим родителям. Любитель нагнетать обстановку.
Гена поднялся с кровати и коротко обнял девушку, чтобы она не нервничала. Он хорошо знал: если Афина много разговаривает, значит, она нервничает; если Афина нервничает, добром это не кончится ни для кого.
– Извини.
– Да брось. Я пойду к себе. У меня пара через полчаса. Надо собираться.
– С каких пор ты посещаешь занятия? – Фаина не упустила шанса подколоть приятеля, на что он закатил глаза и вышел из комнаты.
Гене нравилось устраивать с Фаиной поединки в остроумии. Не ради победы, а ради процесса. Ведь всем известно, что самая крепкая дружба выстроена на фундаменте сарказма и взаимных подтруниваний.
Фаина осталась одна и сразу подумала о коробке, которая лежала под креслом. Там, в темноте и прохладе, дожидался своего часа шестилетний армянский коньяк, доставшийся ей случайно. Учитывая то, где и в каких условиях она жила, деньги на элитный алкоголь у нее могли появиться разве что во сне. Но если такие деньги и появлялись, грех было тратить их на что-либо еще.