Присутствовавший при этом Митреску немедля сунул Гылэ билет на скорый поезд Бухарест — Кишинев, пожал ему руку и вышел следом за Думитреску…
…Теперь Гылэ стоял у окошка вагона и разглядывал мелькавшие телеграфные столбы, речушки, деревья; иной раз он задумывался, почему его послали выполнить столь ответственный приказ? Но тут же он сам себе отвечал, что, видимо, Думитреску стало известно о нем от групповода. К тому же он хорошо знает Тигину и ее предместья… Когда-то здесь жила семья Гылэ. Его отец много лет проработал в Тигине финансовым инспектором. Лишь шесть лет тому назад его перевели в Слатину. Но Гылэ и после этого не раз бывал здесь по приказу «Гвардии». Правда, тогда это было куда сложнее.
«Этот «особый приказ» по сравнению с теми делами — вообще мелочь!.. — успокаивал себя Гылэ. — Надо только прибыть в Тигину, пройти по шоссе на Кицканы до столба, на котором написано «3 км», затем свернуть влево и пройти еще примерно пятьдесят шагов. Ровно в двадцать два часа с противоположного берега Днестра, из России, прибудет на лодке человек. Надо с ним обменяться паролями, получить важные материалы для «Гвардии» и той же ночью ехать обратно в Бухарест. Думитреску назначил встречу у храма «Святых апостолов Петра и Павла» ровно в «ноль часов ноль-ноль минут»… А там — будет видно… Может быть, он в самом деле вернется обратно к легионерам, если перспективы окажутся реальными. Как-никак, приказ этот он получил лично от Думитреску, а он был у Гитлера! Правда, жена начнет хандрить, когда узнает, что он снова с ними… Но она добрая. Можно будет ее уговорить, объяснить, каковы перспективы!..» И Гылэ стал думать о ребенке, которого ожидал с такой радостью.
Когда поезд подходил к перрону станции Тигина, солнце спускалось за горизонт, и небо было розовато-оранжевым.
Гылэ сошел с поезда, остановился и долго смотрел на огромный, расплывшийся, огненно-красный закат; он показался невероятно странным и даже зловещим… На душе было очень нехорошо…
Гылэ вошел в зал ожидания, взглянул на вывеску буфета, поморщился, поправил в тысячный раз за последние сутки очки и, держа на руке макинтош, прошел к выходу.
На вокзальной площади, почувствовав, что стало прохладно, он одел макинтош, взял извозчика и поехал к центру города. Проезжая мимо ресторана, Гылэ впервые с момента отъезда из Бухареста ощутил голод. Он остановил извозчика, расплатился и направился в ресторан.
В этот воскресный вечер ресторан был переполнен. Большинство посетителей были офицеры. Они пили, ухаживали за дамами, танцевали. Гылэ это злило. Всего несколько километров до границы с Советами, а они кутят на даровые деньги! И вдруг Гылэ почувствовал себя героем: он приехал из столицы выполнить важное государственное поручение — «встретиться с легионерским резидентом в большевистской России и получить у него секретные материалы для «Патрии-Мумы»!.. Так сказал Думитреску. И Гылэ сейчас понял, насколько Думитреску был прав, когда говорил, что это единственное в стране национальное движение, призванное богом защитить от посягательств большевиков наш герб, династию, нацию! Джаз-оркестр заиграл туш. Все офицеры встали, почтительно встречая седого, но еще крепкого генерала, которого вели под руки две молоденькие расфуфыренные женщины. «Нет! — подумал Гылэ. — Страна явно в опасности! Он, студент последнего курса, оставляет дома любимую жену накануне родов и едет выполнять для родины важное поручение, а эти солдафоны, у которых за плечами нет и гимназии, спокойно веселятся!»
Официант принес заказанное, но у Гылэ уже пропал аппетит. Он поковырял фаршированный перец, не доел отбивную, а к гарниру вовсе не притронулся. Какой-то непонятный страх терзал его… И как он ни старался его отогнать, ничего не получалось. Он выпил две бутылки пива, велел принести плитку хорошего шоколада и стал расплачиваться.
Швейцар помог ему одеть макинтош, а когда Гылэ отошел, нагнал его и зашептал что-то на ухо. Да, действительно, сзади макинтош сильно испачкан. Макинтош Думитреску! Ведь его надо будет вернуть! Гылэ снял его и, внимательно осмотрев коричневые пятна, решил, что испачкался, когда ехал на извозчике. Теперь Гылэ держал на руке «исторический» макинтош, который одевал лично фюрер. На улице он посмотрел на часы: отправляться к шоссе на Кицканы было еще рано. Из громкоговорителя с противоположной стороны тротуара донеслось: «До начала сеанса остается пять минут!» И Гылэ решил зайти в кино, чтобы попусту не шататься по городу и не встретить кого-нибудь из знакомых. Когда он вошел в зал, свет уже был погашен. Показывали журнал: итальянский диктатор Бенито Муссолини принимал парад батальонов чернорубашечников, отличившихся при взятии Аддис-Абебы; его величество король Румынии Карл второй и наследный принц престола, воевода де Алба Юлия — Михай по случаю праздника «Дня героев» присутствовали на церемонии возложения венков на могилу «Неизвестного солдата», павшего «за независимость» страны; Адольф Гитлер и Генрих Гиммлер инспектировали новый лагерь для заключенных, оборудованный по последнему слову техники; премьер-министр Великобритании Невилль Чемберлен и первый лорд адмиралтейства Уинстон Черчилль принимали германского посла в Лондоне Герберта фон Дирксена; глава румынского правительства Арманд Калинеску утверждал новую форму для членов «Фронта национального возрождения»… Потом стали показывать лошадей, получивших призы, затем гонки на автомашинах и, под конец, последний вид американского спорта «Кеч-кеч»: на ринге боролись, скорее дрались, две женщины: тянули друг друга за волосы, царапались, кусались, пока одна не сломала сопернице руку и, повалив на пол побежденную, не стала топтать ее ногами…