— Что ж, пойдешь, в полюбовницы-то?
— Что вы!.. — и Шура засмеялась. — Вот если бы он был такой, как вы, — мыльный пузырь, пошла бы, правду говорю…
— Да что ты? — удивился становой.
— А то… — цыганка снова разложила карты. — Видите, ваше благородие, — вот выходит: марьяж, любовь и червонный король. Это вы… Душевный… Я ведь бывала, ваше благородие, в когтях… Там, тут… дарят, поят, угощают… Грешила. А души не видала… А вас, ваше благородие, жалею.
— Шура, да что ты, я пьяница, в отставке…
— Ну-ну…
Цыганка ласково обняла станового.
В Боголюбове, где река Нерль сливается с рекой Клязьмой, весной, я на песчаном берегу, покрытом ивняком, ловил с бережка рыбу на удочку.
Подошел широкоплечий человек в фуражке с красным околышем и с ним смуглая женщина.
«Цыганка…» — подумал я.
— Хорошо место это… — сказал он мне. — Я вам не помешаю, тут, в сторонке, закину на живчика…
К вечеру на бережку у нас горел костер, и варилась уха из ершей.
— Люблю я приволье, — сказал мой новый знакомый, — и эту самую ловлю, вот люблю…
И он поведал мне рассказ своей жизни — как его уволили в отставку за этих самых ершей…
На реке
До чего хорошо в деревне! Конец мая, и уж летняя жара. Сад и все кругом в свежей зелени. За рекой, в Феклином бору, кукует кукушка. Приятели мои, приехавшие погостить, ушли купаться. Внизу, за моим садом, речка Нерль; там тихо на бережку, на зеленой траве, где ольховые деревья, прозрачная вода. В ней отражается и лес, и небо, желтые купавки точно горят на реке. Как пахнет травой, водой, летом!..
Сижу я на ступеньках крыльца моего деревенского дома и мою в банке запачканные в красках кисти для живописи. За загородкой малиновый сад, пышно зеленый. Звонко и весело щебечут малиновки. Затихает душа…
Кладу кисть на сухую ступеньку крыльца, чтоб сохла. Слышу, вдали на реке кто-то громко кричит: «Вы не имеете права называть меня скелетом».
Что такое? Должно быть, поссорились приятели. Вижу, от реки по тропинке сада бежит ко мне Василий Княжев, мой слуга, друг и рыболов. Быстро подходит ко мне и говорит озабоченно:
— Василь Сергеич приказали веревку достать долгую, потолще: учут плавать Николай Василича. Он плавать не умеет, и тот его обучить хочет.
— Возьми веревку в сарае, поищи, там есть. Да скажи им, чтоб не долго купались, а то завтрак остынет.
— Да кто их знает, они еще не купались, а так только на берегу ругаются. Очень обиделся на Василь Сергеича ученый: он его шкелетом обозвал. Да и верно — тот разделся, так вот худой… прямо чисто шкелет.
«Пойду-ка, — думаю, — посмотрю, как это Василь Сергеич учит плавать». Подхожу, слышу зычный голос Василия Сергеича: «Болтай ногами, болтай, что же ты, дура, ногами не болтаешь? Ну, сначала!..»
Мне видно с бугорка, как внизу в речке стоит в воде Василий Сергеич, а у другого берега, по колено в воде, Николай Васильевич Курин, обвязанный в груди полотенцем и веревкой. Он испуганно глядит на своего учителя плавания, Василия Сергеевича, а тот кричит: «Ну, сначала… Раз, два, три!» — и тянет веревку. Ученик падает в воду и, скоро барахтаясь, болтая ногами и руками, приближается к учителю и становится в воде около, кашляя и захлебываясь. В стороне стоит мой новый гость, ученый, и пристально смотрит на урок. Рядом сидит нагишом на травке толстый Юрий Сергеевич и курит.
Увидав меня, Василий Сергеевич орет:
— Это вы думаете, просто, учить плавать? Нет-с, не просто. Вот шкелет тоже плавать не умеет.
И он показывает на ученого.
— Я еще вам раз категорически говорю: вы не имеете никакого права называть меня скелетом… — обиженно говорит ученый.
— Сначала! — кричит Василий Сергеевич и, переплыв на ту сторону речки и держа в руке конец веревки, опять быстро тянет привязанного к ней несчастного ученика, который барахтается и испуганно кричит:
— Ну, постой, брат, довольно… постой.
— Нет, погоди!.. — не сдается Василий Сергеевич. — Сам просил: выучи! Ты уж хорошо махаешь руками, постой!
Я говорю Юрию Сергеевичу, который сидит на травке, как Будда, и покуривает:
— Что же это делается? Посмотри на Колю; он же дрожит как осиновый лист.
— Я и сам вижу, что дрожит, — отвечает Юрий. — А интересная, брат, штука!.. Трудно, должно быть, выучить плавать. Что-то в этих уроках собачье есть. По-моему, его надо за ногу привязать и тянуть.
Покуда мы разговаривали, приятель мой, Николай Васильевич, быстро развязав веревку и схватив рубашку с травы, пустился голый бежать кверху, по дорожке на бугор.