Папирус сжал руки в кулаки и поморщился, ощутив прикосновение снега к фалангам. Где его перчатки?
— О, и твой брат! — вскрикнул Флауи, откинув голову назад и скорчив гримасу. — Ты же ничего так не хочешь, как защитить его, да?
Папирус внезапно осознал, что его зрение плывет, и сморгнул слезы, не уверенный, как быстро они снова скопятся в глазницах.
— Да, да… я все еще м-могу з-защитить…
— Ты не смог остановить меня, и я нанес тебе сотни очков урона, Папирус, — цветок наклонил голову вбок. — Как ты собираешься защищать господина Одно-ХП?
Глазницы Папируса расширились, и он в слепой панике дернулся вперед, вырываясь из цепких лоз.
— НЕ ТРОГАЙ САНСА, — завопил он, и даже Флауи поразился этой выходке. — НЕ ПРИКАСАЙСЯ К НЕМУ!
— Тише. Тише! — мягкий голос резко контрастировал с лианами, которые с силой вдавили его в землю и ствол дерева, Папирус не смог сдержать крик боли. — Я не буду трогать твоего брата. Даю слово.
Несмотря на страх и боль, от этих слов Папируса захлестнуло облегчение.
— Сп-спасибо!.. — прохрипел он и тут же выпустил сиплый вздох удивления, когда лоза коснулась его шеи.
— В конце концов, у меня уже есть все, что мне нужно.
Лоза обвилась вокруг шарфа Папируса, и он отодвинул голову подальше от прикосновения, стиснув зубы от боли.
— Нет, нет, это мое!..
На самом деле, все это было частями его боевого тела, которое для него сделал Санс, но шарф являлся чем-то, что появилось у него гораздо раньше — так давно, что у скелета остались только смутные воспоминания о том, как брат подарил его на день рождения, когда они были еще совсем маленькими. За эти годы на нем появилось множество затяжек и дырочек, и его покрывали строчки хорошо скрытых стежков — стежков, которые начали расползаться, когда лозы потянули ткань.
— Не порви его, пожалуйста, не порви!
Быстро все обдумав и лукаво улыбнувшись, Флауи резко дернул шарф на себя, разорвав по швам.
— НЕТ! — закричал Папирус, когда с него сдернули две половинки шарфа. Он беспомощно наблюдал, как лозы отбрасывают разодранную ткань в сторону, туда, где уже были сложены его сапоги и перчатки. Он захныкал, видя драгоценный предмет, разорванный вот так, но попытался убедить себя, что сможет залатать его, когда все закончится. Как только он выберется из этих неприятностей, то сможет сшить шарф, и тот снова станет целым, как новый. Надо просто немного потерпеть. Когда это все…
Его охватил ужас.
Когда это все закончится?
Ощутив движение вокруг своей груди, он опустил взгляд и увидел несколько лоз, дергающих разбитый нагрудник, еще сильнее разламывая его.
— Чт-что ты делаешь?
— Ну, все равно ведь сломано, — сказал Флауи, похлопывая скелета по голове и не обращая внимание на его дрожь. — Не вижу смысла оставлять это!
Папирус хотел резко возразить, но вместо этого сжал зубы, вздрагивая, когда лозы тянули куски раскуроченного доспеха. Действия тревожили раненные ребра, но кроме того от этого Папирус чувствовал себя неловко — его грудная клетка и без того была достаточно открыта, ему не хотелось, чтобы она обнажалась еще больше, особенно при таких поврежденных костях. Снег прилипал к ним и жег трещины. Может быть, его боевое тело и оставляло открытыми руки, ноги и часть позвоночника, но происходящее сейчас было просто… неправильно.
Внезапно хрустнув, нагрудник лопнул пополам, и лозы, сжимавшие грудную клетку Папируса, ненадолго ослабли, чтобы Флауи смог вытащить из-под них части костюма. Папирус попытался обнять грудную клетку, но лозы снова схватили его за руки, грубо отдернув их, и прижали к дереву, вывернув под неудобными углами.
— Ох, божечки, Папирус, ты только глянь на это! — сказал Флауи, приложив пару листов ко рту в притворном удивлении. — Твоя броня почти пропала!
Папирус задрожал сильнее, ему отчаянно хотелось прикрыть свою грудь — ему это не нравилось, это ощущалось совершенно ненормально…
— Что ж, если ты уже зашел так далеко, может быть, стоит избавиться от всего остального, а? — на этот раз пара лоз возникла рядом с его бедрами, и Папирус резко болезненно вдохнул. — Или, правильнее сказать, снять!
Лозы вцепились в нижнюю часть боевого тела и начали тянуть, Папирус дико замотал головой, сопротивляясь хватке лиан со всей той малой силой, что в нем осталась.
— Нет, нет, нет! — кричал он, слезы потекли по скулам. Он не понимал, зачем Флауи делает с ним это, но сама мысль оказаться полностью раздетым, без брони или одежды, защищавших его, оставляла в ужасе. — Пожалуйста. Прошу, нет!..
— Если бы ты на самом деле не хотел этого, — сказал Флауи, — ты бы остановил меня, да? — вдруг лозы перестали дергать нижнюю часть доспеха и ослабели. — Так вперед. Останови меня.
Папирус поднял удивленный взгляд, а затем напрягся в лианах. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы заметить пронзительный, неестественный звук, выходящий из глубины его собственного горла, но он не беспокоился о том, чтобы остановить его, только приложил больше усилий, чтобы отодвинуться. Несколько костей даже успели материализоваться в воздухе, но быстро опустились на землю, исчезая.
Лозы не сдвинулись с места.
Флауи дал этому продолжаться минуту, а потом разочарованно цыкнул.
— А я-то думал.
И последняя часть доспеха оказалась стянута.
Папирус пытался двигать ногами так быстро, как мог за те секунды свободы, пытался скрестить их, или подтянуть к себе, или сделать хоть что-то, но Флауи просто снова схватил их, и на этот раз тянул, пока не развел в стороны, так же как и руки. Это напрягало суставы, но что хуже — заставляло чувствовать себя более уязвимым и беззащитным, чем когда-либо в жизни.
Даже Санс никогда не видел его таким.
Он больше не мог сдерживать всхлипы и сморгнул горячие слезы, расчертившие скулы.
— Ф-Флауи, прошу, — прохрипел он, слишком напуганный и пристыженный, чтобы смотреть на цветок. — Пожалуйста, отпусти меня.
— Папирус, ты сделаешь что угодно ради друга, так?
После нескольких секунд раздумий он кивнул.
Флауи переместился ближе, прислонившись стеблем к грудной клетке скелета, и заглянул прямо в его лицо.
— Тогда позволь мне делать то, что я хочу, — он умоляющим взглядом смотрел в глазницы скелета. — Ты ведь сделаешь это ради меня, да?
Папирус смотрел куда угодно, но не в крохотные глазки-бусинки, его зубы стучали.
Лозы стиснули тело скелета, практически ломая кости, лицо Флауи расколола кривозубая улыбка, а маленькие глазки расширились, приобретая маниакальный блеск.
— ДА?
— ДА! — закричал Папирус, зажмурившись, его начали душить всхлипы. — Д-д-д-даааа…
Кольца лоз медленно ослабли, уменьшив боль, но все равно крепко держали.
— Хорошо, — сказал Флауи, отодвинувшись. — Это все, что мне нужно знать.
Держа глаза закрытыми, Папирус попытался собраться с силами и выбраться из лоз или снова призвать свою магию, чтобы противостоять тому, что должно произойти, но его энергия была полностью истощена. Все, что ему оставалось — это не смотреть на то, что Флауи собрался делать, может быть, тогда не будет так плохо?
Мгновение казалось, что Флауи не будет делать вообще ничего. Все, что Папирус чувствовал — это холодную землю под собой, грубую древесную кору за спиной и леденящий ветер, который иногда задувал снег между его костей. Он начал гадать, а вдруг Флауи просто собрался оставить его так? Несмотря на свое неудобное положение, он бы с готовностью принял эту участь вместо любого другого варианта, если его все-таки не освободят. Нет. Все же было бы лучше, если бы Флауи просто передумал и отпустил его. Понял бы, что нет необходимости ничего делать, просто извинился и отпустил его домой. Наверняка в нем достаточно доброты, чтобы сделать это, правда?
— Хммм.
Душа Папируса затрепетала, в надежде на лучшее.