«Появились срочные дела. Вернусь, когда проснёшься».
Лживейшего из клана Годжо нет в комнате. Я встаю и пошатываясь подхожу к оставшимся на полу холсту и кистям. Плюхаюсь голой задницей на пол и спешно вывожу иероглиф 情. Он встречается во многих словах: страсть и симпатия, стечение обстоятельств и любовь.
========== Старый друг хуже… всех ==========
— Как ты посмел снова притащить меня сюда…
Сукуна сидит на резном стульчике, перед ним стол с двумя чашечками чая и небольшое блюдечко со сконами. Сегодня у нас чаепитие в европейском стиле. Но только лишь потому, что меня до сих пор воротит от алкоголя.
За время, прошедшее после пробуждения, моя техника стабилизировалась, а острая необходимость вынудила выжать из неё максимум — я сумел на время отделить душу Рёмена от его сосуда, чтобы вытащить в своё «поглощение территорий». Он почему-то не особо этому рад, хотя на его месте я бы с готовностью хватался за любую возможность провести хоть немного времени вдали от взбалмошного мальчишки.
А, забыл: сейчас я сам ничем не лучше.
С утра я извёл все холсты, один за другим покрывая их иероглифами, словами, целыми фразами. Но ясность сознания так и не снизошла на меня. Мысли цепкими крючками впивались в разум, отказываясь покидать его, пока я не передумаю их все. Но им не было конца.
«Почему Сатору ушёл» тянуло за собой «почему он вообще пришёл», дальше вылезало «зачем я повёлся», вызывая неизбежное «ну и что? имею право», заставляя содрогаться от пугающего «к чему это всё привело». Потом опасное «а вдруг для Годжо это ничего не значило» и опять по кругу: «почему же он ушёл». Эта бесконечная череда сводила меня с ума, поэтому я понял, что нуждаюсь в ком-то заведомо безумном.
Братик Рёмен, разумеется, единственная подходящая кандидатура. Несмотря на все наши разногласия, в этом мире он тот, кто знает меня лучше всех. Мы с ним прошли через многое, и я уже не раз обращался к нему за советом. Тем более он искушён в любовных делах, иначе откуда бы тогда у него тысячелетие назад завёлся целый гарем. Важно и то, что с ним я тоже когда-то спал. Противно вспоминать такое после секса с Сатору. Хотя, нет, такое в принципе противно вспоминать.
— Хоо! — орёт на меня Сукуна, разбивая четырьмя кулаками кукольный столик.
Я от неожиданности больно кусаю себя за подушечку пальца, промахиваясь зубами мимо ногтя. Вернее, того, что от него осталось.
— Не громи ничего, пожалуйста, — отстранённо прошу я.
Толстые цепи кольцами обвиваются вокруг Сукуны, прижимая его руки к корпусу. Столик возвращается на место. Я отпиваю чай, но всё равно чувствую во рту терпкий вкус кофе.
— Хоо, — рычит Рёмен, — приди в себя!
Ах да, Король Проклятий не терпит такого с собой обращения. Безысходность, которую он всегда чувствовал рядом с моей невозможной, но равнодушной к крови и битвам силой, творит с ним странные вещи. Проявления моего бесспорного превосходства вот уже тысячи лет вызывают одну и ту же реакцию: братик Рёмен на меня обижается. И сейчас я вижу, что он готовится закатить все свои глаза и поджать губы.
Нет-нет, мне очень нужен совет!
Цепи тают. На тарелочке Сукуны появляется сырой стейк.
— Человечина?
— Почти. Оленина.
Если кто-то здесь олень, так это я. Меня преследует навязчивая мысль, что Годжо после ночи со мной побежал в объятия молоденьких колдуний, смывать с себя грязь, налипшую на него после связи с демоном.
— Что у тебя случилось? — устало допытывается Сукуна.
— Годжо.
Стол снова раскалывается на две части, не выдержав ярость Двуликого Призрака. Видимо, о чаепитии придётся забыть.
— Зачем ты вообще с ним спутался?
От рёва братика Рёмена мне закладывает уши. Неужели он научился этому у своего сосуда? Лучше побыстрее их разделить, не то мальчишка тоже начнёт перенимать скверный характер демона.
— Это предательство, Хоо.
Казалось бы, ничего не может испортить моё утро ещё больше, но Сукуна пока справляется… Ещё чуть-чуть, и из-за невозможности распылять людей я примусь за проклятых духов.
— Рёмен, ты знаешь меня уже не одну тысячу лет: мне всегда было плевать на вашу войну с шаманами и людьми. Я отличаюсь от других проклятий.
Вот блять, Король опять решил, что я хвастаюсь своим божественным могуществом. И это она — складочка на лбу надутого Сукуны.
— Раз так хорош, то разбирайся со всем, что натворил, сам.
— Ну брати-ик Рёмен, — канючу я, — это в последний раз! Твоя сила, в отличие от моей, даровала тебе ещё и мудрость. Без твоей проницательности я бы и пары веков не протянул…
— Ты бессмертен.
— Хорошо. Тогда так: без тебя я бы влачил своё жалкое существование в пучине бесконечной печали и тоски.
— Сойдёт, — скрипит зубами Король. — Что у тебя с Годжо?
— Не знаю.
Пожимаю плечами и хочу опять вместо слов занять рот обкусыванием ногтей. Но если замолчу сейчас, то братик Рёмен скорее даст себя распылить, чем снова согласится на роль семейного психолога.
— После твоего выступления он попросил позаниматься с ним каллиграфией…
— Позанимался? — обоими ртами скалится Сукуна.
Да, откровенничать с Рёменом было очень плохой затеей. Хотя вдруг это то, что называется «понимает с полуслова»?
— Всё было прекрасно, но он сбежал куда-то под утро.
— Верни и убей.
—…Не понимаю, как мне это расценивать. Может, он просто получил, что хотел?
— Тогда убей его за такую наглость.
— Но он мог переспать со мной ещё давно, но в тот раз его почему-то остановили мои слёзы…
— Лучше убить тех, кто видел твои слёзы.
—…Значит, ему всё-таки важны мои чувства. Но что тогда случилось с ним сегодня?
Сукуна с простой и понятной ненавистью смотрит на меня. Мне уютно от этого взгляда. Мой давний друг, как же хорошо, что я всегда знаю, чего от тебя ждать.
— Вариант с убийством ты не рассматриваешь?
Утвердительно киваю. И почему-то только после этого ответа вспоминаю про контракт, по условиям которого мне нельзя убивать магов и людей.
— Уже полюбил его?
Всё-таки из Сукуны вышел бы неплохой психолог. Нежелание ни одной лишней секунды проводить в моём присутствии вынуждает его задавать правильные вопросы.
Я задумываюсь, пробую на вкус слово «люблю». Воссоздаю в голове ситуацию, которая для меня мерило этого чувства. Но из-за того, что нелогичнейший из Годжо свалил под утро из нашего супружеского ложе, могу представить себя исключительно в роли того, кто держит меч. Пронзаю Сатору лезвием — лечу обратной техникой, и так раз десять, эквивалентно количеству исписанных нервными иероглифами холстов. Но можно ли такое считать за спасение?
— Не уверен, но не исключаю, — всё-таки признаюсь я.
— Тогда добивайся его. Уничтожь всех и всё, что мешает вам быть вместе. В процессе разберёшься и со своими чувствами.
Так логично и просто! Только искренне презирающее любую помощь существо могло не раздумывая дать столь действенный совет. Хочу расцеловать братика Рёмена во все четыре щеки. Но, судя по перекошенному от гнева лицу, радости ему это не принесёт.
Вспоминаю записку, оставленную Годжо. Так, для начала нужно будет разобраться с его «срочными делами». Если это опять касается проклятий, то ничего сложного — просто изгоню всех, что находятся в Токио. Хотя такое может пошатнуть баланс энергии и отразиться на магах… Лучше просто поговорить с Сатору, попросив его отдать мне все его задания. Я же могу выполнить их не выходя из дома — а за удалённой работой, как я слышал, будущее.
— Как я могу отблагодарить вас, Ваше Величество?
Жду приказов убить Шестиглазого, оборвать нить судьбы Итадори, ну или хотя бы тотчас же отдать оставшиеся пальцы и уже кручу на языке игривое «нет, братик Рёмен, лучше выпей чаю».