— Хоо, сожми ноги.
Послушно свожу их, чувствуя, как раскалённый член приподнимает мою мошонку и раздвигает мягкую кожу внутренней поверхности. Он настолько большой, что моих бёдер не хватает — головка отлично видна.
Сатору с шипением втягивает воздух сквозь сжатые зубы, я упираюсь руками в зеркало, чтобы Годжо было проще двигаться. Ноги дрожат, но я стараюсь держать их крепко сжатыми — хочу максимально прочувствовать каждый нетерпеливый толчок. Рука в том же темпе мучает мой член, размазывая смазку и по нему.
Не хочу опять кончать первым. Но скользящий между бёдер напряжённый стояк так чувствительно задевает мои яйца, что остаётся только молиться о терпении. Я уже не могу оторвать взгляд от зеркала, где почти не узнаю себя. Нельзя же быть таким развратным — это точно какая-то шутка преломления света. У меня просто не может быть такого лица; оно буквально умоляет о том, чтобы член вошёл внутрь. Читаю эти слова по своим же губам.
— Громче, — просит, а может, приказывает, Сатору.
Его веки тоже слегка прикрыты, голова откинута назад. Он держится из последних сил, трахая мои бёдра.
— Войди в меня, — стону я и из чистой вредности добавляю требовательное «блять».
— В другой раз, — усмехается Сатору.
Ну какой же говнюк.
Пальцы сжимают и выкручивают мои соски. В любое другое время нечувствительные, они вдруг по всему телу разносят горячую волну возбуждения. Годжо тут же возвращается к члену, растирает головку и сдавливает её в широкой ладони. Ноги сводит, я уже почти не чувствую их — только опухший от напряжения член между ними.
Сатору кусает меня за плечо — до боли, капель крови и звонкого крика. Прячет за этим свой утробный стон. Кончаем одновременно, забрызгав струями зеркало.
Прежде, чем успеваю опомниться, Годжо включает тёплую воду.
— Теперь можно и помыться, — довольным котом мурлычет он, успевая подхватить моё обессиленное тело.
***
Мечты о ванне сбылись неожиданно. За домом оказался бассейн горячего источника с небольшим садом вокруг. В ночной прохладе от воды поднимается пар, зависая в воздухе сероватой дымкой.
Сижу на скалистой ступеньке, наслаждаясь теплом. Годжо напротив. Щекочет пальцами ног мои голени и брызгается водой, когда я начинаю засыпать.
— Мы можем остаться здесь навсегда? — лениво поправляя тяжелую гульку мокрых волос, спрашиваю я.
— Переедем сюда на пенсии.
— Мне больше тысячи, я заслуживаю отдых.
— Нечего было сидеть в своей волшебной лампе так долго. Как сказал бы Нанами, это не пошло в твой трудовой стаж, — показывает язык Годжо.
Прикрываю глаза, задумываясь о том, как же всё могло так странно сложиться. Ещё неделю назад я мечтал о смерти и вечной пустоте, а сейчас даже думать о таком боюсь. Всё ещё не понимаю Ичиго, хотя, кажется, влюблён по самые демонические рожки своей истинной формы. Я не хочу лишаться жизни ни при каких обстоятельствах. А если они — сохраните нас боги — возникнут, то выверну весь мир наизнанку, только бы остаться в нём вместе с Сатору.
Любовь похожа на глоток тёплого молока после ночи пути в холодной пустыне. На ясное весеннее небо после длинной и хмурой зимы. Я вижу свою душу, которую никогда не мог найти среди тёмных спутанных нитей, в глазах Годжо. Мы, два самых сильных существа за всё время существования этого мира, сейчас беззаботно сидим в горячем источнике и планируем свою старость, мечтая о том, что когда-нибудь все от нас отстанут. Что будет время насладиться друг другом. Найти каждую грань хитрой фигуры любви и прощупать её, будь то ссоры или нежные прикосновения пальцев.
Но пока где-то есть Двуликий Призрак, это так и останется грёзами.
— Пойдём, пора возвращаться в школу, — обречённо выдыхаю я.
— Уверен, что готов?
— Если что, ты подстрахуешь меня, Сильнейший из клана Годжо.
— Какая честь, — хмыкает он, вылезая из воды.
***
На пороге нас ждёт директор Масамичи. За его спиной толпятся ученики. Среди них нет непоседливой розовой башки. Всё волнение, которое, как мне казалось, я оставил где-то недалеко от горы Фудзияма, возвращается стальным обручем вокруг висков.
— Годжо, Итадори пропал.
Сердце летит вниз.
========== Ловушка ==========
Рёмен Сукуна стоит на крыше небоскрёба, безучастно оглядывая то, что творится внизу. Копошатся прохожие, сигналят и визжат тормозами машины, лают собаки и кричат коты. Жизнь в центре Токио кипит. Людей за последнее тысячелетие развелось слишком много. Они мешают друг другу, задевая плечами на переходах и толпясь в очередях за кофе. Но вот-вот эпоха человечества закончится. Не останется больше шаманов — этих рыцарей в сияющих латах, защищающих кишащих внизу насекомых. Обезглавленные, лишившиеся своей единственной надежды в лице Шестиглазого из клана Годжо, они быстро покорятся.
Тогда Сукуна избавится и от тех четверых, что сейчас за его спиной заканчивают приготовления к битве. Никто в новом мире не должен узнать, что Король Проклятий просил о помощи.
— На сколько ещё хватит вашей энергии? — спрашивает ублюдок Гето, похожий на старого лиса.
Или лучше сказать: вопрос задаёт дух, занявший тело этого шамана после его смерти.
— До утра. Потом ещё минута после открытия врат, — неохотно отвечает Сукуна.
Всё то время, что Хоо находился в школе, Рёмен не сидел без дела: он незаметно высасывал из дьявола проклятую силу, бережно сохраняя её для сегодняшнего дня. Теперь она поёт и приятно растекается по телу, совмещённая с одиннадцатью пальцами, которые принесли и скормили ему Сугуру с Махито.
Оставшиеся пять съел Гето. Он — важная часть плана, поэтому Сукуне пришлось оказать ему поистине королевскую милость, позволив усилиться с помощью собственных пальцев.
«Потом сожру его вместе с ними».
— Так кто в итоге наша цель? Годжо или этот… — спрашивает идиот с вулканом вместо макушки.
— Хоо, — выплёвывает ненавистное имя Рёмен. — Одного Шестиглазого будет недостаточно.
— Не волнуйтесь, Ваше Величество. Вот увидите, всё пройдёт точно по сценарию, — сладко поёт Сугуру. — Пора выпить микстуру.
Гето отдаёт Рёмену маленький пузырёк с вытяжкой из душ, видоизменённых техникой Махито. Ядовитая гадость, способная погрузить сознание в кому. Мера предосторожности для того, чтобы малыш Хоо не сумел порвать нить Сукуны до того, как план придёт в действие.
— Махито будет следить за тем, чтобы ваша душа не ожила раньше времени.
Убить себя на несколько часов, но потом насладиться видом мучительно умирающего Хоо. Отличная сделка. Сукуна без колебаний выпивает содержимое стеклянной пробирки, чувствуя, как уходит во тьму.
***
— У ворот школы было это.
Директор Масамичи отходит на шаг, чтобы мы с Сатору могли увидеть труп проклятия за его спиной. Я приглядываюсь и с ужасом понимаю, что это обезображенная душа человека, видоизменённая чьей-то техникой. Какая мерзость.
— Он принёс записку для тебя, Годжо.
Мужчина протягивает лист бумаги. «Смотровая площадка Токийской мэрии. Только Шестиглазый и Хоо». Ни времени, ни подписи. Но по изменившемуся лицу Годжо понимаю, что он знает тех, кто мог это сделать.
— Кенто, подобная техника, — обращается он к Нанами, замершему рядом с Масамичи, — принадлежит тому проклятию, которое вы встречали с Итадори?
Кивает на мутировавшего человека.
— Да.
— Хоо, ты всё ещё не можешь найти Рёмена?
Чувствую неприятное покалывание, прикасаясь к нитям судеб. Теперь в каждом их движении я слышу змеиное шипение. Благо хватает пары секунд, чтобы понять — Сукуны до сих пор нет. Качаю головой.
— Это точно ловушка! Мы должны пойти все вместе! — выкрикивает Нобара, делая решительный шаг вперёд.
Масамичи с Кенто молчат. Думаю, Нанами успел рассказать директору всё, что тому стоит обо мне знать.