Деревья спилены, стёкол, конечно же, нет, лифты сломаны, но также нет и признаков укреплений. Окна не закрыты, вооружённых людей не видать.
— Мы берёмся.
— Хорошо, — слегка склонил голову Мусаями. — Послезавтра в это же время жду вас с хорошими новостями. Если нужно снаряжение, обратитесь к парням, когда закончите отдыхать, — они дадут кое-какие шмотки и оружие. И Маки, я понимаю, что ты старый и умный человек, но на всякий случай предупреждаю: не вздумайте его спереть и кинуть меня.
— Не убежим, — заверил я старика. — Нам же не пятнадцать лет, чтобы маяться такой дурью.
Когда мы вернулись к себе, я первым делом схватился за пузатую бутылку скотча, налил полный стакан и собрался высосать его залпом, но на пару мгновений замер с открытым ртом, а затем покачал головой и поставил обратно.
— Дай сюда, — Эрвин с раздражением выхватил виски и осушил его в два глотка. — Ты сдурел?!
Я попробовал ногой воду — надо же, не остыла, — и медленно окунулся, расслабляя каждую мышцу, утомлённую безумием последних дней.
— Что такое?
— Что такое? Что такое?! — кричал шёпотом напарник. — Это же якудза! Якудза, твою мать! И теперь мы на них работаем!..
Я приоткрыл один глаз:
— Мы и на картель работали с твоей подачи.
— Да, но… — скаут стушевался и всплеснул руками. — Это другое! Это не…
— Заткнись и не мешай мне отдыхать. Да, это один из кланов якудза. Но с Мусаями можно иметь дело. Если ты будешь слушать меня и не будешь пытаться наебать его, мы получим свои пушки и расстанемся лучшими друзьями.
— Кстати об этом! В смысле «потяжелее»? Ты собираешься устроить гражданскую войну?
— В своё время ты всё узнаешь, — терпеливо ответил я. Меня начало клонить в сон и хотелось просто посидеть в тишине и покое, не слушая вопли чокнутого напарника.
— Нет! — продолжал бесноваться Эрвин. Судя по звону стекла, он налил себе ещё. — Я хочу знать всё сейчас.
— Но не узнаешь, — я развёл руками. — Смирись. Чем меньше тебе известно, тем больше я уверен, что какая-нибудь твоя замечательная идея нам всё не испортит. Так что залезай в воду и, пожалуйста, не еби мне мозги хотя бы полчаса.
На следующий день мы с Эрвином чистые, выбритые, благоухающие и свежие после ночи, проведённой в отеле при бане («Нет, голограмма ты тупая, нам нужен номер с двумя кроватями!») вылезали из такси в соседнем от апартаментов, которые предстояло зачистить, квартале. Автопилот наотрез отказался ехать дальше, поэтому мы с напарником вздохнули и пошли пешком.
Всего один день отдыха — и я чувствовал себя лучше некуда. После пары инъекций раны быстро заросли нежной розовой кожей, в кармане ощущалась приятная тяжесть пистолета, байкерская «черепаха» придавала уверенности, а встречные люди старались либо обходить нас, либо не замечать вовсе, однако с каждым шагом я мрачнел всё сильней.
Во-первых, вызывал опасения Эрвин.
Я сильно сомневался, что Мусаями одобрил бы кровавую баню, а мой горе-напарник, спущенный с поводка на чернокожих, мог натворить столько дел, что из дома потом замучились бы изгонять призраков.
А во-вторых, появилось мерзкое ощущение, что я не желаю делать то, что от меня требовалось. То ли глупая смерть Руди и остальных, лежавшая камнем на совести, сделала меня мягче, то ли вся эта дурацкая ситуация в целом, но я впервые в жизни не был готов пойти и набить морду кому сказали. В груди всё туже затягивался узел сомнений и тревоги. Хотелось остановиться, сесть на тротуар и схватиться за голову, но сделать этого я, конечно, не мог, поэтому шагал, стиснув зубы, и мысленно пожирал себя.
Это было глупо. Я не питал иллюзий насчёт того, кто обитает в этом доме и как новые жители его получили. Вероятно, во время одной из волн переселения человек пятьсот вломились на территорию апартаментов и поселились везде, где могли кинуть свои пожитки: во дворе, на крыше, в подъездах, на парковке и в других местах общего пользования. Жители не оценили новых соседей и постепенно разбежались, не в силах сопротивляться напору дикарей.
По-любому там было полно и наркотиков, и оружия: отсутствие признаков крупной банды в Корпе никогда не говорило о том, что в здании живут законопослушные и миролюбивые хиппи.
Но я, вот же старый идиот, никак не мог перестать думать о других жителях этого дома. Да-да, именно о тех, кого обычно принято жалеть, спасать и эвакуировать первыми с тонущего корабля: женщинах, детях и стариках. Хотя со стариками я, наверное, погорячился, потому что в таких местах редко доживают до тридцати пяти.