— О чём я должен был догадаться?! — рыкнул я. Собственная слабость раздражала. — Выкладывай, чёрт тебя побери, и не тяни резину! Или ты хочешь дождаться, пока я сдохну?
— Нет-нет!.. — замахала руками голограмма. — Господи, чего ты такой агрессивный?.. Догадался, что это я тебя нанял. Ну, несколько недель назад, чтобы убить меня.
Это уже было интересно.
— Вот значит как… — подобная мысль мелькала у меня в голове, но лишь в порядке бредового предположения, где-то рядом с мыслью о том, что Юнгер на самом деле пришелец с другой планеты. — Но зачем?
— Я думал, что если погибну под прицелом кучи камер, это заставит Нтанду оставить меня в покое. Знаю-знаю, — политик примирительно поднял ладони, предваряя мои возражения. — Это очень тупо. Но в тот момент это казалось очень хорошей идеей.
— А почему я?.. — сердце снова защемило. «Дурацкий мотор, когда ж ты успокоишься?»
Выражение лица голограммы можно было поместить в словарь напротив слов «Извинения» и «Неловкость».
— Ну… Послушай, Маки, я хочу быть с тобой честным.
— Сейчас будут очень обидные откровения, — снова вклинился Эрвин. — Кстати, не пора ли тебя эвакуировать?..
Я отмахнулся:
— Обожаю, когда со мной честны. Выкладывай.
— Эм-м… Я рассматривал несколько предложений и решил, что тебя будет меньше всего жаль.
Эрвин издал неприлично громкое «Ха!», но покосился на меня и тут же прикрыл рот ладонью.
— Что ж, здраво. А те негры, которые потом ко мне вломились?
— Что-то вроде проверки, — охотно пояснил фальшивый политик. — Мне же надо было удостовериться, что ты справишься. Девяносто лет как-никак! Я вообще подозревал, что ты развалишься с первого удара, но ты молодец. Выдержал. А потом вон что натворил… — кивком Юнгер указал на дверь, намекая на бойню в коридоре. — Ребята, которых я к тебе отправил, были кем-то типа стажёров во Фронте Освобождения Ньянга.
— А почему ты потом не предложил нам убить Нтанду? — встрял Эрвин.
Поддельный политик скривился:
— Очень уж много с вами хлопот. Я собирался всё осуществить и искал исполнителей, но слишком затянул с подбором кадров. А теперь пришли вы, всех перестреляли, и как-то сама собой появилась идея поручить операцию вам. Ну так что?..
Я прислушался к ощущениям.
Затем взглянул на повязку.
Кровь пропитала всю подушку и стекала вниз, в небольшую лужу, которая успела собраться под моей задницей.
Сознание было на удивление ясным, хотя когда я в прошлый раз потерял много крови, то быстренько хлопнулся в обморок и не принимал никакого участия в собственной судьбе.
Перечень повреждений не стоило даже открывать: я как будто выстрелил себе в лицо хлопушкой с красным конфетти. Уведомления полетели навстречу и моментально заслонили обзор. Алые окошки с тревожными надписями закрывали друг друга, боролись за моё внимание и лезли вперёд, как поклонники поп-звезды на автограф-сессии. Кровотечения, кровоизлияния, ранения, ожоги, разрывы тканей, некроз… Много всего. Чересчур много.
Я расслабился и улыбнулся.
— Без меня, ребята. Без меня.
Эрвин присел на корточки и схватил меня за запястье.
— Блядь! Маки! Ну какого же хрена? Почему ты тянул кота за яйца?! Я вызываю эвакуацию!
— Вызывай кого угодно, — слабо отозвался я. — Я, похоже, уже умер.
— В смысле?!
— Минут пять назад органические части сердца сдохли, — пояснил я, — а скоро и энергия кончится — пулемёт всё сожрал.
— Ты мне тут брось шутки шутить! — нахмурился скаут. — И держись, — под носом повис вымазанный в крови кулак. — С того света достану, понял?! Эй! Как тебя там?
— Адам, — подсказал Юнгер.
— …Адам! Я убью твою тёлку-учёную! Один. Ты только скажи, можно что-нибудь сделать с ним?
— Теоретически да, — пожал плечами политик. — Я же не врач. Верней, где-то есть медицинские подпрограммы, но они…
— Так можешь или нет?! — взревел скаут. — Маки! — он отхлестал меня по щекам, хотя я прекрасно всё видел и не собирался проваливаться в беспамятство.
— Да прекрати же ты, — я морщился и отодвигался. Господи, смерть — и та превращалась в какой-то фарс.
— Я вызвал эвакуацию, но надо тебя дотащить…
— Оставь, — сказал я.
— В смысле оставь? Ты что, сдурел? — Эрвин неожиданно всхлипнул. — Ни фига. Ты меня вон из какого дерьма вытащил, а я тебя?..
Он отчаянно пытался нащупать пульс, а я совсем не чувствовал его пальцы на своих запястьях.
— Не надо меня ниоткуда вытаскивать, — проворчал я. — Боже, Эрвин, уходи сам. И не реви, тут нет никакой трагедии. Когда человек умирает в девяносто лет — это совершенно нормально, это даже очень хорошо. А если он при этом ещё и не срёт в подгузник, то вообще отлично.