— И как вы себе это представляете?
— Они требуют, чтобы вы во всем признались.
— Ясно! — цедит сквозь зубы Тайминь. — Текст, надо полагать, уже составлен, и мне остается лишь подписать его.
— Да, да, — достает из кармана бумагу Венстрат. — Они просили дать вам почитать. Как только подпишете, Элеонору сразу освободят. Конечно, и вас тоже. Вам будет предоставлена денежная сумма, достаточная вам обоим до гробовой доски. Там хватит и на то, чтобы организовать Элеоноре гастрольное турне. Она давно мечтает о том, чтобы выступить в Париже, Лондоне, Москве. Какой талант! В нашей стране не умеют ценить больших артистов.
Тайминь вырывает листок из рук Венстрата.
— Так, так, — бормочет он. — Я должен заявить, что прибыл в Криспорт для руководства забастовкой лоцманов и организации беспорядков…
— Конечно, не по своей воле, — бархатным голосом замечает Венстрат. — Там сказано, что вы взяли на себя эту миссию лишь затем, чтобы вырваться из красного рая.
— Это же гнусная ложь!
— Разумеется, ложь, — поспешно соглашается Венстрат. — Возмутительнейший шантаж! Но что мешает вам в борьбе воспользоваться тем же оружием? — Венстрат боязливо озирается и переходит на шепот: — Подпишете, прикарманите денежки, а потом, когда Элеонора и вы будете в безопасности, заявите, что эта подпись — результат насилия над вами, так сказать, вырвана под дулом пистолета. Я готов выступить в качестве свидетеля.
— Никогда!
Венстрат прикидывается глубоко огорченным человеком.
— Что ж, в таком случае больше не будем об этом говорить. — Он берет из рук Тайминя помятый листок и делает вид, будто намерен его порвать. — Но вы подумали, на какие страдания обрекаете Элеонору? Подумали, какой страшной ценой она заплатит за вашу принципиальность? — Голос Венстрата даже срывается от сочувствия.
В этом драматическом месте разговор прерывает Смэш. Просунув голову в дверь, он строго объявляет:
— Пять минут кончились!
Эту заученную фразу Смэш пытается прорычать как можно злее. Строгий страж как-никак. Недопитая бутылка на передвижном столике притягивает его как магнит. Заплетающимися ногами Смэш делает несколько шагов вперед, но, встретясь глазами с Венстратом, пятится назад.
— Мы с господином Тайминем еще не закончили разговор. — Венстрат пытается придать голосу просительную интонацию. — Попрошу еще пять минут.
— Слушаюсь, шеф! — Смэш успел так налакаться, что уже потерял контроль над тем, что говорит. Зуботычина Венстрата помогает ему осознать величину допущенной ошибки. — Слушаюсь, господин Венстрат! — потирая подбородок, подымается Смэш и исчезает за дверью.
Тайминь горько усмехается.
— Разыграли представление хоть куда! Вы, значит, импрессарио, Элеонора — несчастная жертва террора. А я теперь должен изображать агента Кремля. Можете сказать режиссерам, что они дали промашку при выборе актеров. Интересно, сколько заплатили Элеоноре за то, что она помогла заманить меня в ловушку?
— Ей? — Венстрат обескуражен своим преждевременным разоблачением. — Неужели вы допускаете, что я мог довериться такой дуре? Достаточно было показать контракт, и она уже вообразила, что ей позволят каждый вечер выступать в «Хрустале»! Максимум, на что она, может, и способна, так это соблазнить матроса, заглянувшего к «Веселому дельфину». Певица третьеразрядного портового кабака — вот ее амплуа! — Венстрат в сердцах сплевывает.
Тайминь внимательно прислушивается ко всему, что говорит Венстрат. Нет, теперь Венстрат скинул маску и говорит то, что думает. На сердце отлегло — Нора, как и он, попала в хитросплетенные сети. Теперь Тайминь чувствует себя намного сильней. Его поддерживает сознание, что предстоит бороться не только за себя. Только от него зависит, удастся ли им обоим благополучно выбраться из западни.
— Ты знаешь, что ей угрожает, если не подпишешь эту бумагу? — Венстрат счастлив, что отпала нужда разыгрывать из себя интеллигента. — Да и тебе тоже. Я вас обоих раздавлю как клопов. — Угрожающе шепчет Венстрат и похлопывает рукой по спрятанному под пиджаком револьверу.
— Я подпишу, — тупо говорит Тайминь.
— Вот это я понимаю. Сказали, надо работать в белых перчатках. Мура! Имеется только один язык, на котором можно говорить со всяким. — Венстрат сжимает кулак и прищелкивает языком. — Так, не будем тянуть резину, вот ручка, пиши…