— Родники, — уверенно произнесла я, инстинктивно проводя языком по сухим губам.
Я помнила мамины рассказы о них, об этих райских водах, звенящих среди пустынного пекла безмолвия. «Они звучат тихо-тихо, эти подземные воды и только один из пары Связанных, из тысячи таких же пар, связанных на веки вечные, может открыть их», — напевала мне мама перед сном, когда, лежа в постели, я не чувствовала рук и ног от усталости и не плакала даже, скулила, как раненый щенок. «Но, найдя свою пару, он теряет этот дар. Так говорит легенда. Но вместе они выйдут к другому месту, где тысячи родников. Все образуется, доченька», — склоняясь, обдавая тёплым дыханием, шептала мама и обнимала меня, «Да, есть среди мертвых песков место, где сходятся все родники, и оно звенит так, что заглушает страх». Я цеплялась за ее мягкие локоны, заглядывала в глаза — странно, столько раз, а вспомнить их цвет никак не могу — и успокаивалась.
— Родники, — повторила я, до сих пор, несмотря ни на что, свято храня эти сказки. — Слышишь?
— Нет. Их больше никому не отыскать, — произнес мой провожатый сдавленным, осипшим голосом, вдавливая педаль в пол.
Солнце только начинало садиться, а мне уже не верилось, что еще утром я была в Оазисе, что цеплялась за навязанный мне порядок, за размеренное существование. Все это осталось где-то позади. Дорога вычеркивала все это.
— Дефективная! — окликнул меня мой провожатый. — Вернись на землю! Я должен следить? — он указал, что впереди, по правой стороне шоссе, был раскинут цветастый шатер.
— Прости.
Я почти что с радостью откликнулась на «дефективную» — все, что угодно, только бы не быть «Объектом 104».
Яркое пятно плотных тканей сочно виднелось на фоне стремительно падающего за горизонт солнца. От этой буйной пестроты отделилась тщедушная фигурка. Она ловко выхаживала между какими-то лотками. Заметила нас, замахала руками и что-то прокричала, но поднявшийся ветер отнес слова в сторону.
— Давай остановимся. Темнеет, — зачем-то показывая в сторону уходящего солнца, сказала я, облизывая потрескавшиеся губы.
— Хорошо, — не стал сопротивляться мой провожатый, сворачивая в сторону уже активно жестикулирующей нам пожилой женщины.
Глава 4. Хэл
Мы подъезжали к цветастому шатру. Собранный из разноцветных лоскутов — он отвлекал от безликости пустыни. Глаз отдыхал, находя цветы, птиц, незнакомые узоры на полотняных стенах. Шуршание шин больше не раздражало.
Нас встречали. Действительно встречали. Как давних друзей. Старушка, та, что так махала нам, не стала дожидаться, пока мы проберемся через песок. Она побежала навстречу машине. И ни разу не застряла ногами в песке.
— Мальчик! — кричала она на бегу. — Слышите все? Наш мальчик приехал!
— Никогда не знаю, где наткнусь на нее, — пробурчал тот, кому, очевидно, предназначался этот полный радости возглас.
Из шатра, из-за него начали выходить люди. И клянусь — за масками респираторов скрывались улыбки. Я зацепилась взглядом за цветастые тряпки, заменяющие одежду тем, кто так искренне встречал нас.
— Парень! — раздавалось со всех сторон.
— Тормози колымагу! — кричали моему провожатому.
Он остановился. Вышел. И как будто встал на свое место. Он был здесь, среди этих шумных, смеющихся людей своим. Было это и странно, и как-то приятно. Его затягивал этот цветастый шумный вихрь. Захотелось стать рядом с ним и дать увести себя.
— Пойдем, — протянул он мне руку, безуспешно уворачиваясь от протянутых в приветственных жестах рук.
Мне опять жутко захотелось схватиться за подставленную ладонь. Это желание делало мне больно.
— Сама выйду, — заталкивая как можно глубже боль, хмуро пробурчала я. Показалось правильным заменить невозможность осуществления желания ожесточенностью.
— Как знаешь, — мой провожатый развернулся и зашагал в направлении шатра.
Я вылезла с сидения вслед за ним. Ноги тут же увязли в песке. Лабораторная обувь наполнилась песком.
— Кого с собой привез? — поинтересовалась старушка, весело подмигивая моему провожатому.
— Да так, — он запустил пятерню в волосы.
— Подрабатываешь или как? — от толпы отделился один мужчина. Высокий и темноволосый, он сразу привлёк мое внимание, отвлекая от нерадостных мыслей. Невозможно было разобрать, сколько ему лет. Он казался невероятно молодым. И только удивительные, старые глаза нарушали эту безупречную картинку. Бледная гладкая кожа, блестящие волосы, идеальный профиль. И древняя, притягивающая мудрость во взгляде.