— Не знаю, — «мальчик» опустил голову, и длинная его челка закачалась безжизненно.
— Как его хоть звали?
— Какая теперь разница…
— Ну ладно, — Ки похлопал моего провожатого по плечу. — А это, как ты выражаешься, «экземпляр»? Зачем?
— Сам знаешь…
— Ценный груз?
— Не имею ни малейшего представления. Мне плевать.
— Послушай, — улыбка и из голоса, и с лица Ки исчезла молниеносно, глаза потемнели. — Завязывай с этим. И с Падальщиками хватит якшаться. Я знаю, ты думаешь, что такому, как ты, некуда податься, что такой, как ты, изгой, — Ки перешел на шепот, а я так напряженно попыталась вслушаться, что даже поперхнулась чаем, — но ты же знаешь, я всегда готов…
Я надрывно закашляла, невольно привлекая внимание беседующих. Разговор прервался. Ох, как же подскочил мой провожатый, как будто не сидела я тут все это время.
«За кого же он меня принимает? — промелькнуло обидное. — За батарейку или еще какой прибор?»
— Ну, чего уши развесила? — рявкнул мой провожатый. — Иди в душ!
Я огляделась вокруг. Несмотря на разнокалиберность предметов, валяющиеся на полу подушки, в палатке было удивительно чисто. Там, где я сидела, осталась горка песка. Надо было отдать одежду Мэмми и, в конце концов, привести себя в порядок. А еще поглубже загнать внезапную обиду. Я почему-то захотела почувствовать себя не Объектом 104, а живым, слышащим и видящим человеком.
Со страхом, внутренне сжавшись, я шагала в душ. В матерчатом коридоре было прохладно. Мэмми как раз вносила в центральный шатёр небольшие жаровни, но в проходах гулял ночной пустынный ветер. Я предвкушала, как укутаюсь в пушистый халат. Наверняка, убеждала я себя, он пахнет лучше, чем порошок, изобретенный отцом.
Душ меня удивил — большая медная лейка, торчащая из ржавой трубы, деревянный поддон под ноги и огромные бирюзовые, желтые, изумрудные морские чудовища на тряпичных стенах. Я дотронулась до одной — ощутила приятное прикосновение мягкой ворсистой ткани. Оставалось стянуть с себя почти всю одежду и встать под освежающие струи воды. В голове не укладывалось, как Мэмми, эта хрупкая старушка, держит в таком порядке шатер в пустыне. Мне хотелось хоть как-то облегчить ее работу, и я решила, что нательное белье постираю прямо на себе.
Я дотронулась до синей фигурной бутылочки, что стояла тут же на медной полке. Открыла крышку — и втянула запах. Он сразу заполнил матерчатое пространство. Теплый, с едва уловимой горчинкой в самом сердце. Так же пахла и постель, которую нам стелила Мэмми. Я прикрыла глаза, вспоминая эти фиолетовые тонкие кусты, что мы высаживали с мамой. Вот они качаются, вот лучи света просвечивают лепестки. Над ними тоже всегда витал этот аромат.
Отец всегда отрицал силу ароматов, а вот мама наоборот верила в нее. Именно поэтому все наше застиранное белье всегда пахло этими фиолетовыми цветами. «Они приносят сладкие сны», — говорила мама. Я вспомнила ее лицо и неожиданно для самой себя улыбнулась. Запах — густой, тягучий — успокоил меня окончательно.
Я крутанула большой вентиль. Сверху загудело. Затряслась труба. Я намылилась, подставляя ладони под воду. Закрыла глаза, растворяясь в невероятности момента. И не ожидала, что вода рухнет с такой силой. Сначала сбилось дыхание. Потом перед глазами поплыло. Огромные рыбины появились из своих тканых волн. Они кружили и кружили вокруг меня. Потом меня ударило. Я глянула вверх, но все никак не могла сфокусировать взгляд. И не могла понять, как меня может бить электрическим дождем. Каждая капля отдавалась разрядом. Я попыталась выбраться из-под них. Искала вентиль. И не находила. Все вокруг било меня. Изгибались гигантские хвосты морских чудовищ, они сменили цвет — стали ярко-кислотными — и хлестали меня. Кожа искрила. Я и сама изгибалась, в попытке увернуться от воды. Горело все, внутри и снаружи. Дыхания не хватало. Я открывала и закрывала рот, втягивая воздух, которого больше не существовало. Опять упала проклятая темнота. Прибила меня огромным мешком с молниями. И добила абсолютной тишиной.
Следующее, что я увидела, когда электрический дождь перестал мучить мою кожу и тело, было лицо моего провожатого. Он что-то говорил. Куда-то нес меня. Цветастые стены летели мимо. Первое, что я сделала — попыталась спрыгнуть с его рук. Но он держал крепко. Даже когда я забилась, в истерике выкрикивая неразборчивое. Я хотела предупредить, сказать, что трогать меня нельзя. Что я могу убить его, как убила напавших на лабораторию пришельцев из пустыни, как убила маму.