— Ты чего? — произнес встревожено. — Тэсс?
А я не могла остановиться. Все смеялась и смеялась. Даже, когда из глаз брызнули слезы. Они закрыли обзор. Лились и лились. Пришлось остановить машину. Я всхлипывала и давилась ими. Размазывала по лицу. Смех смешался с ними. Стал хриплым. Я смеялась и ревела.
— Тэсс, — Хэл обхватил меня за плечи. — Тэсс. Успокойся, слышишь?
Но меня все трясло и трясло. Объятие стало крепче. Хэл умолк. Я уронила голову на ладони. Эта истерика отбирала все силы. Остановиться было невозможно.
Дверь хлопнула. И вот Хэл уже сидел рядом. Гладил по волосам, по плечам. Притянул к себе, зажал, поглаживая по макушке.
— Поплачь, — просто произнес он.
Слезы почти иссякли. Я свернулась в его руках. Уткнулась носом в ворот его комбинезона. От него пахло химией и гелем для рук. Неприятный комок поднялся изнутри, вызывая новый приступ истерики. Перед глазами четко высветилась ладонь Эи и то, как она превращалась в пепел. Я вздрогнула. Хэл прижал еще ближе. Положил ладонь на макушку, наклонился.
— Тише, тише, — произнес он едва слышно. — Когда ночь придёт, и погаснет мир, лишь луна даст нам свет неземной, страх уйдет без следа, о, уйдет навсегда, если ты будешь рядом со мной.
Я слышала, как стучит его сердце, как дрожит его голос. Звуки песни, будто через невидимую мембрану, отдавались во мне. Связывали нас еще крепче. Еще правильнее.
Он пел. Тихо-тихо. Видения уходили. Стиралось лицо Эи, ее душераздирающий крик, петляющие коридоры Оазиса Эолов, его потухшие, умершие в один момент башни. Не было больше ни страха, ни слез. Была прямая дорога. И было кочующее вдоль этой дороги убежище.
— Нам надо найти его очень быстро, — Хэл расположился на пассажирском сидении и сосредоточенно разглядывал пустыню. — Можем опять нарваться на Падальщиков.
— Кто они? — не удержалась я. — Ты один из них?
— Нет, — Хэл зажмурился, потирая виски. — Но я какое-то время работал на них. А потом, — он сделал паузу, распахнул глаза, — «уволился». Теперь они будут меня искать. И захотят спросить за неотработанные долги.
Он сцепил руки за головой, откинулся назад, вытягивая ноги. Закрыл глаза.
— Как увидишь цветные фургоны в пустыне или зелень какую, буди.
— Зелень? — удивленно воскликнула я. — Серьезно? Они возят за собой растения?
— Да, вроде как, — Хэл медленно зевнул. — Под колпаками. Находят заброшенный Оазис, выгружают все это и, пока не восстановят, дальше не двигаются.
Мне очень хотелось увидеть все это своими глазами и расспросить Хэла подробнее. Но пока я переваривала информацию и удивлялась, он задремал. Я бросила взгляд на его истончившиеся черты — и решила не трогать.
Сон Хэла не продлился долго. И не от того, что мне удалось так быстро отыскать кочующий по пустыне чудо-сад.
Они просто сидели на барханах. И в этот раз их было больше. Их свирепые, обветренные лица я разглядела сразу. Фигуры, бросающие ломаные тени в свете закатного солнца, не двигались. Они будто вросли в землю.
Я оглянулась на безмятежно спящего Хэла и добавила скорости. Падальщики не двигались. Они не гнались за нами, не размахивали битами. Они знали, что мимо нам не проехать.
Машина начала буксовать. Ветер донес победный вопль. Падальщки поднялись со своих песчаных насестов и направились к нам. Я вдавила педаль в пол. Автомобиль дернулся и заглох. Хэл встрепенулся.
— Чего? — заморгал он глазами, фокусируясь, и добавил, встречаясь взглядом с одним из Пальщиков: — Да твою ж…
Нас выволокли молча и быстро. Мы едва успели нацепить маски. Руки мне скрутили сразу. Приставили к спинам щупы.
— Осторожнее, — гаркнул длинный худой Падальщик, поправляя маску. — Эта девочка убивает одним прикосновением.
Он плавно отделился от кривой тени дерева, что торчало из мертвой почвы. Медленно, словно желая загипнотизировать своими движениями, двинулся ко мне.
Остальные зашептались. Я только и смогла расслышать слова «отряд», «батареи» и «Оазис». Те, что меня скрутили, предупредительно избегали трогать мои ладони и открытую кожу.
Хэла я не видела. Его оттащили дальше. А длинный уже нависал надо мной, покачиваясь в каком-то одному ему слышном ритме.
— Если будешь себя хорошо вести, мы его небольно убьем, — наклоняясь ближе к моему лицу, бросил он небрежно, и, крутнувшись на одной ноге, добавил: — Хэл, голубчик, как я рад нашей встрече.