— Как?!
— Да неохота и рассказывать, честное говоря… противно. Все материалы у нас есть, на досуге просмотришь. Хоть всю ночь напролет изучай. Впрочем, если вовсе уж кратко, то всего одно слово: «предательство». Причем, самой высшей пробы, на уровне ЦК и руководства страны. Ну, и не без заокеанской финансовой помощи, само собой. А в результате — Россия, как правопреемница Союза, и куча бывших республик, внезапно ставших независимыми государствами — правда, непонятно, от кого именно. Между прочим, кое-кто уже даже и в НАТО успел вскочить. ГДР они слили еще в восемьдесят девятом, Варшавский союз благополучно распался. Короче, полковник, даже не хочу и углубляться. Лирика это все, как говорится. Материалы передам, сам изучай, вот только сразу предупреждаю — расстроишься. Им никакой войны не понадобилось, чтобы все рухнуло. Впрочем, речь сейчас не о том на самом-то деле…
— Да? И о чем же?
— О том, что мы можем попытаться спасти наш мир, вот о чем!
Несколько секунд Баранов непонимающе глядел на собеседника, затем осторожно переспросил:
— А конкретней? Нет, что мы можем переходить к ним, причем в разное время между указанными тобой годами, я понял. Но чем это может нам помочь? Построим в их мире установку, аналогичную нашей, вернемся в собственное прошлое — и предотвратим войну?
— Нет, конечно. Во-первых, повторить подобное вряд ли удастся — у нас, собственно, почти никакой документации именно по установке-то и нет. Но главное не в этом. Параллельно с нашими основными изысканиями, мы пытались найти истинную причину Войны — и не нашли. К концу дня двадцать седьмого апреля все концы уже были надежно спрятаны в радиоактивный пепел. Так что наш единственный шанс — изменить все с той стороны.
— Это как?
— Понимаешь, — пояснил Самарин чуть смущенно. — Тут вот какое дело… Некоторое время назад мы разработали теорию, доказать которую можно, только претворив ее в жизнь. Она основывается на факте полной идентичности историй наших миров вплоть до «Дня „Х“», — и их абсолютном расхождении после этого срока. Чтоб не растекаться мыслью по древу, объясню совсем уж упрощенно: мы считаем, что если предотвратить аварию на ЧАЭС в их мире, в нашем так же не произойдет ядерной катастрофы. 26–27 апреля 1986 года — своего рода отправная точка, с которой и начались глобальные различия в истории миров. И если мы не допустим катастрофы на «Земле-2», то вполне вероятно, спасем и «Землю-1».
— Ого. Серьезное заявление… Думаешь, получится?
— Надеюсь, что получится, — твердо ответил полковник. — Все равно это единственное, что мы можем попытаться изменить. Ну, а если теория ошибочна? Что ж, тогда мы по-крайней мере расскажем «соседям» о том, как погиб наш мир. Вдруг, чем-то это им да и поможет. А там, глядишь, они и изобретут способ к нам в гости наведаться, может, даже и с помощью, все материалы по проекту мы ведь им тоже передадим, вместе с той информацией, что ты с собой привез.
— А вот кстати, — Баранов кивнул кейс, — зачем вам всё это? Здесь практически все фото и видео материалы с первых дней Хаоса, что мы сумели найти. С подробным описанием, разумеется. Многое, кстати, отснято моими ребятами из команд наружной разведки.
— Так для того и нужно, чтобы там, — Самарин неопределенно дернул головой куда-то в сторону, где по его представлениям, видимо, и находился параллельный мир, — нам сразу и навсегда поверили. Съемки разрушенных столиц там есть?
— Естественно, — пожал плечами полковник. — И не только их. Слушай, Андрей, а как ты, собственно, собираешься аварию на АЭС предотвращать?
— Хороший вопрос, — отчего-то снова несколько смутился собеседник. — Видишь ли, какая несуразица… Эксперимент стал окончательно неуправляемым и привел к разрушению реактора примерно в половине второго ночи двадцать шестого апреля, но мы не можем открыть проход более чем за два часа до этого срока. Почему, можешь даже не спрашивать — этого мы, как ни бились, так и не сумели понять. Подозреваю, что это еще одна отправная точка, на сей раз эдакая «точка невозвращения», после которой события окончательно пошли по наиболее трагическому сценарию.
Полковник мрачно усмехнулся:
— Негусто. Этих двух часов может хватить, чтобы остановить эксперимент?
— Ну, останавливать-то его уже будет поздно, но наши спецы гарантируют, что заглушить реактор еще возможно. Тем более, реактор знакомый, точная копия нашего РБМК. Ты даже не представляешь, сколько мы всякой информации «с той стороны» понатаскали за эти четыре выхода! Чуть ли не до метра и секунды знаем, кто и где из персонала перед самой аварией находился. Думаю, ребята справятся, главное, чтобы они на станцию по-тихому пробрались. Впрочем, тут тоже все до мелочей продумано, просто не хочу тебя грузить ненужными подробностями.