Жена удивленно взглянула на меня, словно я спросил, сколько у нее на правой руке пальцев.
— Как где? Конечно у Зейнаб.
— Удобно ли каждый раз у нее?
— А почему бы нет. Тем более, что она пригласила.
— Когда?
— Еще месяц назад. Я стояла в очереди за морковью, смотрю — сзади она. Улыбается, так рада встрече, говорит: «Приходите в гости». А я сказала: «Ладно, придем на праздники». И она кивнула.
— Ну что ж, к ним — так к ним. Мне, собственно, все равно.
Взяв такси, едем к знакомому дому и, рассчитавшись с водителем, стучим в знакомую дверь. На стук выходит какая-то женщина.
— Вам кого?
Жена потребовала:
— Позовите, пожалуйста, хозяйку дома.
— Я хозяйка дома.
Выяснилось, что две недели назад Зейнаб переехала в отдаленный микрорайон — обменяла квартиру.
— Это она нарочно подстроила, — заявила жена. — Но ничего, встретимся еще в очереди!
Мы постучали еще в две двери, но опять напрасно: знакомых не оказалось дома. Естественно, к себе мы вернулись расстроенные. Жена нервно ходила по комнате, не зная, что предпринять. Я посоветовал ей позвонить маме.
— Это идея! — воскликнула жена и тут же сморщилась. — Не хочу, там, наверное, моя распрекрасная сестрица с мужем.
— Ну и что, я отлично лажу с Джерен и ее мужем.
— А я нет. Хоть она и сестра мне, а ненавижу ее за то, что она выманивает у мамы деньги.
Стрелки часов приближались к семи. Мне не терпелось сесть за праздничный стол, поэтому я решил подействовать на свою половину уже не раз проверенным способом.
— А ты не прозеваешь, милая? Ведь мама всегда готовит сюрприз тому, кто первый поздравит ее с праздником.
Хорошо, что напомнил. Жена бросилась к телефону.
— Это ты, мамочка! Поздравляю с праздником, родненькая! Сейчас мы приедем к тебе. Тебе нездоровится? Но ты уже приняла лекарство? Не помогает, говоришь? Надеюсь, тебе не очень плохо? Ой, как я рада, что чуть легче. Ты напугала меня, мама. Тогда мы сейчас приедем к тебе. Что? К Джеренке собралась? А мы? Нет уж, туда мы не придем!
Жена со злостью бросила трубку.
— Вот и сюрприз. Ты слышал, куда она собирается?
— Слышал, слышал. — Я глубоко вздохнул. — Послушай, милая, а что, если мы подадимся к моим родным?
— Никогда! — вскричала жена. — Один раз сходишь к ним, потом от них отбоя не будет. И так еле избавились…
— А что, если позвать гостей к себе?
— Да ты в уме? — вытаращила она глаза. — Знаешь, сколько хлопот с гостями! Готовь да подавай. Потом сколько грязи после них. Выкинь эту мысль из головы.
В это время к нам постучали. Я направился к двери.
— Не открывай! — прошептала жена. — Никого мне не надо.
— Может быть, это мой дядя из аула. Помнишь, он писал, что приедет.
— Хоть сам аллах — не открывай дверь! — кричала жена, но я уже повернул ключ. Действительно, стучал мой дядя. Мы поздоровались. Жена скрылась в другую комнату. А дядя развернул какой-то сверток и вынул каракулевую шкурку. Сур!
— Это мой подарок к празднику, — улыбаясь сказал он.
Не знаю, как жена могла из другой комнаты разглядеть подарок, только она выскочила оттуда сияющая.
— О, дядюшка пожаловал к нам! — защебетала она. — Пойду чай приготовлю.
— Это он тебе, — протянул я жене шкурку. — Как раз воротник для твоего пальто.
Радость жены не берусь описывать. Запомнил только возглас ее:
— Дядя, почему вы так редко навещаете нас? Приезжайте почаще!
Николай Золотарев
За что?!
Меня в нашем доме считают сплетником и кляузником. А за что, спрашивается? Ну возьмем хотя бы моих соседей Котовых. Образцово-показательная семейка, так сказать. Б боскетах цветочки разводят, в подъезде несколько раз в неделю полы моют. Муж, Валерий Семенович, научной работой занят. Диссертацию пишет. Я, конечно, не видел его пьяным, но могу сказать: пьющий он. Почему я так считаю? А потому, что на днях видел, как жена Котова несла сдавать целую авоську пустых бутылок. Для маскировки — несколько штук из-под масла, но остальные-то из-под коньяка! Меня не проведешь! Вот вам и образцово-показательные Котовы! Чем же, с позволения спросить, этот Валерий Семенович лучше, скажем, Карягды Бяшимова? Ничем. Я Бяшимова даже больше уважаю. Этот — выпьет на людях. Придет домой — скандальчик учинит. Хе-хе-хе… Я в такие дни телевизор выключаю. Скандал у Бяшимовых лучше любого спектакля. А Котов — тихий пьяница. Терпеть таких не могу.
А Стукатуловы? Эти два раза водой залили соседей внизу, Ниязовых. Объясняют: кран испортился. Не меня они залили. Я бы им показал — «испортился». А Ниязов — ни рыба, ни мясо. Посоветовал я ему жалобу написать, а он говорит: «Да что вы, Иван Харитонович? Они же не умышленно!..» Комиссия разобралась бы, умышленно или не умышленно.
На первом этаже в третьем подъезде живут Багировы и Аванесовы. Живут душа в душу. Каждую субботу во дворе шашлыки жарят, пиво пьют. Как-то зовут меня: «Заходи, Иван Харитонович, — пиво свежее, шашлычком угостись». А у самих ехидные улыбки на физиономиях. Я стерпел, виду не подал, даже поблагодарил и прошел мимо. Но ухмылочек этих я им не простил. В тот же вечер письмецо чиркнул куда следует. Так, мол и так, проверьте, на какие такие доходы пируют Багировы и Аванесовы, когда один работает простым техником, а другой и вовсе — шофер. Откуда каждую субботу шашлыки и пиво? Даже если комиссия их ни в чем не уличит — улыбаться теперь буду я, а не они. Хе-хе-хе…
А Галина Васильевна Терентьева? «Прекрасная дама».
Вуальку на глаза напустит, зонтик раскроет. Строгая, серьезная. В юности была влюблена, но жених погиб на фронте. Она верна ему осталась… Хоть роман с нее пиши. Такой вид она всегда имеет, что даже я чуть не обманулся. Но где-то в глубине души не верил ей. И точно! На прошлой неделе смотрю — в моем почтовом ящике письмо на ее имя. Обратного адреса нет. Но почерк мужской. Дай, думаю, проверю вас, Галина Васильевна. Вскрыл письмо, так и есть, любовник. Приглашает ее к себе в Омск. И упала Терентьева в моих глазах. Низко-низко упала.
Эх-х, люди… Не люди в нашем доме, а людишки. Любого копни — что-нибудь найдешь… А меня сплетником и кляузником считают.
Николай Золотарев
Сколько волка ни корми
Спохватился как-то по весне Лев — конец квартала, а в зоопарке ни одного общего собрания не проведено.
— Пока сам не возьмешься… — рыкнул Лев. — Шакала ко мне!
Шакал числился по особо важным поручениям, и насчет всяких собраний лапу набил, знал, что собрание без персонального дела — дело дохлое. В зевоте зверье пасти будет рвать.
Льву шакалья повестка дня понравилась. Особенно последний вопрос — «Персональное дело Волка».
— Пр-рекр-расно! — облизнулся он и встряхнул гривой.
…Собрание клокотало и бурлило, как кипящий казан.
— Ты почему на всех волком смотришь? — спросил Козел. — А-а?
Волк пожал плечами.
— Ты, Серый, не юли, — сказал Слон. — говори прямо, чем недоволен. Может быть, скажем, кормят неважно, или там еще что…
— Его накормишь… — подал голос Баран.
Волка прошиб пот. Он сглотнул слюну и осипшим голосом попросил:
— Мне бы напиться…
Но это был голос вопиющего в пустыне — волчьих слов никто не расслышал.
— А почему ты, Волк, так страшно щелкаешь зубами? — топнув копытцем, спросила Косуля. — Что за манера? Послушаешь тебя — жуть берет.
Долго слушал Волк, терпел, но в конце концов не выдержал, взвыл.
— То-то же, — сказал Лев и поставил вопрос на голосование.
«Сколько Волка ни корми…» — единогласно решили звери. Но главное ведь не в этом, а в том, что собрание состоялось.
Николай Золотарев
Почему ссорятся кошка с собакой
По утрам, когда в саду начинают свой гомон и бесконечную возню воробьи, из дома выходит Кот. Сытый, всем на свете довольный, любимец хозяев, потягиваясь, выгибает спину и долго щурится от яркого света.