Каноники уводили мальчика въ ризницу до начала службы и разспрашивали объ его ученіи. Одинъ священникъ, спужившій въ канцеляріи архіепископа, представилъ его кардиналу, который, поговоривъ съ нимъ, далъ ему горсть миндалей и общалъ ему стипендію для того, чтобы онъ могъ учиться безвозмездно въ семинаріи.
Семья Луна и вс ихъ родственники, близкіе и далекіе, составлявшіе почти все населеніе верхняго монастыря, обрадовались этому общанію. Чмъ бы и могъ стать Габріэль, какъ не священникомъ? Для этихъ людей, связанныхъ съ соборомъ съ самаго рожденія, и считавшихъ, что толедскіе архіепископы сзмые могущественные люди на свт, единственнымъ мстомъ, достойнымъ талантливаго человка, была церковь.
Габріэль поступилъ въ семинарію, и его семь казалось, что съ его отъздомъ верхній монастырь совершенно опустлъ. Кончились вечернія собранія, на которыхъ звонарь, церковный сторожъ, ключари и другіе служители церкви слушали Габріэля, который яснымъ отчетливымъ голосомъ читалъ имъ или житія святыхъ, или католическія газеты, прибывшія изъ Мадрида, или иногда «Донъ-Кихота» изъ книги въ пергаментномъ переплет, напечатанной стариннымъ шрифтомъ. Эта старинная книга была фамильной драгоцнностью въ семь Луна и переходила отъ отца къ сыну.
Въ семинаріи Габріэль велъ однообразную жизнь, подобающую трудолюбивому студенту; онъ побждалъ своихъ оппонентовъ на богословскихъ диспутахъ, получалъ награды и его ставили въ примръ товарищамъ. Отъ времени до времени кое-кто изъ канониковъ, преподававшихъ въ семинаріи, заходили въ соборный садъ.
— Вашъ сынъ отлично учится, Эстабанъ, — говорили они. — Онъ первый во всемъ, и къ тому же скроменъ и набоженъ, какъ святой. Онъ будетъ утшеніемъ вашей старости.
Садовникъ, который все боле и боле старился и слаблъ, качалъ головой. Успхи своего сына онъ надялся увидть только съ высоты небесъ, если бы Господь вознесъ его къ себ. Онъ зналъ, что умретъ раньше, чмъ его сынъ выйдетъ въ люди. Но это не огорчало его, — останется семья, которая будетъ наслаждаться торжествомъ Габріэля и возблагодаритъ Господа за его милости.
Гуманитарныя науки, богословіе, каноны, — все это Габріэль одолвалъ съ необычайной легкостью, которая удивляла его учителей. Въ семинаріи его сравнивали съ отцами церкви, наиболе прославившимися раннимъ проявленіемъ своихъ дарованій. Когда онъ кончалъ семинарскій курсъ, вс были уврены, что архіепископъ дастъ ему каедру въ семинаріи еще прежде, чмъ онъ начнетъ служить мессы. У него была неутолимая жажда знанія. Библіотека семинаріи стала какъ бы его собственностью. По вечерамъ онъ часто ходилъ въ соборъ, чтобы дополнить свои знанія церковной музыки, бесдуя съ регентомъ и органистомъ. Въ класс церковнаго краснорчія онъ поражалъ профессоровъ и слушателей пламенностью и убжденностью своихъ проповдей.
— Его призваніе — проповдывать, — говорили въ саду. — Въ немъ воскресъ пламенный духъ апостоловъ. Онъ, быть. можетъ, новый святой Бернардъ или Боссюэтъ! Какъ знать, что выйдетъ изъ этого юноши!
Больше всего Габріэль увлекался исторіей собора и архіепископовъ, правившихъ имъ. Въ немъ проснулась наслдственная любовь всхъ Луна къ этой громдд, которая была ихъ вчной матерью. Но онъ не обожалъ ее слпо, какъ вся его семья. Ему хотлось знать, какъ все происходило въ дйствительности, хотлось проврить по книгамъ смутные разсказы отца, походившіе скоре на легенды, чмъ на историческую правду.
Прежде всего его вниманіе было привлечено хронологіей толедскихъ архіепископовъ, этой цпью знаменитыхъ людей, святыхъ, воиновъ писателей, князей, за именами которыхъ стояло число, какъ за именами королей каждой династіи. Было время, когда они были настоящими монархами Испаніи. Готскіе короли со своимъ дворомъ играли чисто декоративную роль; ихъ возводили на престолъ и смщали, смотря по надобности. Испанія была теократической республикой, и дйствительнымъ главой ея былъ толедскій архіепископъ.
Габріэль раздлялъ на группы этотъ нескончаемый списокъ знаменитыхъ прелатовь.
Прежде всего святые, апостолы героической поры христіанства, епископы, которые были такъ же бдны, какъ ихъ прихожане? ходили босикомъ, спасались отъ римскихъ преслдованій и преклоняли, наконецъ, свою голову передъ палачомъ, съ радостной надеждой, чго они возвеличатъ свое ученіе, жертвуя своею жизнью. Таковы были святой Евгеній, Меланціо, Пелагіо, Патруно и другіе, терявшіеся въ туман старинныхъ преданій.
Затмъ шли архіепископы времени готовъ, прелаты-монархи, которые властвовали надъ завоевателями, благодаря своему духовному превосходству надъ побдоносными варварами. Имъ помогала власть чудесъ, которыми они устрашали суровыхъ воиновъ. Архіепископъ Монтано, который жилъ подъ однимъ кровомъ съ своей женой, возмущенный поднявшимся противъ него ропотомъ, положилъ горящіе угли подъ свое священническое платье въ то время какъ служилъ мессу, и не обжегся, доказавъ этимъ чудомъ чистоту своей жизни. Санъ-Идлефонсо, не довольствуясь писаніемъ книтъ противъ еретиковъ, добился того, что ему явилась святая Леокадія и оставила въ его рукахъ кусокъ своего плаща. На его долю выпала потомъ еще большая честь: сама Пресвятая Два спустилась къ нему съ неба, чтобы надть ему на плечи ризу, шитую ея собственными божественными руками. Много лтъ спустя, Сигбертъ имлъ дерзость надть эту ризу, за что лишенъ былъ сана и отлученъ отъ церкви. Единственныя книги, которыя появлялись въ то время, были написаны толедскими прелатами. Они сочиняли законы, они возвели въ короли Вамлу, они устроили заговоръ противъ жизни Эгики, и совщанія, которыя происходили въ базилик святой Леокадіи, были политическими собраніями, на которыхъ тронъ занимала митра, а королевская корона была у ногъ архіепископа.