— Как заодно? — спросил Варламов. — Все поддержали директора?
— Конечно. Это же одна шайка. Я только сейчас все поняла. Они и раньше часто торговали продуктами без накладных, выручку делили между собой. В магазин часто приходила машина из колхоза «Богатырь», привозили картофель, овощи. Как-то шофер привез полную машину картошки, а квитанцию, я видела, выписали на пятьсот килограммов.
Майор долго и подробно беседовал с Ритой, исписывая листок за листком. Закончив допрос, понял, у какой пропасти она стояла. И проникся уважением к девушке.
— Директор в случае чего грозил мне расправой, смеялся: «Тебе не поверят, нет доказательств, а деньги... Можно ведь подумать, что ты их просто украла». Вот я и боюсь: кому вы поверите, мне или им?
— Не бойся, — успокоил ее Варламов. — Мы разберемся во всем тщательно и справедливо. Не дадим в обиду невиновных.
Варламов задумался. Рита смотрела на него доверчиво. Теперь, когда она рассказала всю правду, ей стало легче, глаза ее светились ясностью и прямотой.
Грудь майора заполнилась нежностью, будто он только что спас человека от неминучего увечья. Да, Риту могли искалечить, поддайся она нажиму директора, вступи с ним в соблазнительную сделку. Врожденная честность взяла верх. Девушка не знала, что делать, как поступить, но и совершить обман, украсть чужие деньги была не в силах. Как несмышленыш, зажмурив глаза, спасается от опасности, так Рита, кинувшись в деревню, спасалась от темных людей, от их махинаций. Да, теперь Рите легче, но она еще не вырвалась окончательно из цепких рук случая, не справилась с душевной травмой, нанесенной злом и корыстью.
Майор очнулся от дум и спросил у Риты:
— В магазин пойдешь работать?
— Нет, нет! Я теперь туда ни шагу. Что вы! Это такое место...
Варламов нахмурился, ему стало жаль девушку.
— А куда думаешь пойти на работу?
— Не знаю.
Вот и еще одна сторона горького опыта — человек выбит из колеи, не доверяет ближним, смотрит на них с опаской. Цепная реакция недоброты — страшная это вещь! Рита побаивается людей. Если сейчас не протянуть ей руку, не проявить заботу и сердечное тепло, кто знает, как она проживет свою жизнь. А ведь ей шагать и шагать — вся жизнь впереди. Встретятся еще и хорошие, и плохие люди. Больше — хороших. Но она может на них порой взглянуть не так: ведь в сердце ее посеяно сомнение.
— У-у-х! — Варламов, словно сбросив усталость, поднялся. — Вот что, Рита. О твоем будущем — учиться или работать — мы подумаем, посоветуемся. В панику не впадай. От недоброты бежишь — творишь недоброе. Надо к ветру поворачиваться лицом. Вот отца оставила одного, а он болен. А главное — что же такое с дочкой стряслось? Но он терпит, потому что верит: так надо, так лучше для моей Риты. А ты... Ты подумала об отце, когда ударилась в бега?
— Подумала, но...
— Вот это «но» оборачивается порой черной неблагодарностью, черствостью, даже жестокостью. Ты, пожалуйста, на меня не обижайся, но я не привык кривить душой.
— Ой, что вы! — вспыхнула Рита. — Да я не обижаюсь. Вы такой... Я даже не думала, что в милиции такие... настоящие.
— А ты думай о людях лучше, чем они порой кажутся. Таких вот мошенников, как твой директор, не так уж много. И в жизни всегда есть что переворачивать, изменять к лучшему. Значит, надо не бегать от трудностей, а бороться, работать.
Зазвонил телефон. Майор выслушал торопливый доклад, уточнил:
— Где? Как? — и посмотрел на Риту. — Сейчас иду. Да, сейчас же.
Медленно положив трубку, сказал девушке:
— Ну, хорошо, Рита, иди домой, — и улыбнулся через силу, но от всей души. — Не падай духом, все будет отлично. Я тебя еще позову. Помоги нам, будь стойкой до конца.
— Я буду, — пообещала Рита уверенно.
— Вот и прекрасно. А теперь до свидания. Беги домой, к отцу.
XVII
Пушин снова появился у бетонщиков. Он спешил, беспокоился, что уже не застанет их на работе. А бетонщики еще и не думали уходить, весело трудились.
Первой заметила его Клара Денисова.
— A-а, товарищ из горкома и заодно — из милиции, — встретила она Пушина как старого знакомца.