– Ну и как? – спрашивает она, медленно поворачиваясь на пороге чулана.
«Мне кажется, эти пионы слишком вызывающе цветут на вашей заднице», – надо было бы ответить. Но я ограничиваюсь более скромным замечанием:
– Пожалуй, надо снять поясок,
– Но он подчеркивает талию, – твердит Лиза, осматривая себя в сонных, застывших водах облезлого зеркала.
– И чересчур подчеркивает то, что ниже талии.
– Какая же это мука – быть нестандартной! – вздыхает она, снимая поясок.
– Так лучше, – бубню я.
– Ну разве я такая прямоугольная, Тони? У меня есть талия.
– Вот и радуйтесь.
– Да, но так она не заметна.
– Наденьте-ка другое платье, – говорю я, чтобы прекратить спор.
Лиза уходит в чулан, затем снова появляется, на сей раз в одной комбинации.
– Другое вообще без пояса…
– Тем лучше. Надевайте его. Впрочем, если хотите знать мое мнение, вам лучше всего в таком вот наряде, как сейчас.
– Как вам не стыдно!
– Постойте-ка, – говорю я. – Поднимите руки и сложите их на затылке.
– Что еще за фокусы?
– Сложите, сложите, я вам объясню.
Она послушно принимает предложенную мною позу.
– Да, – киваю я. – Так действительно лучше всего. Так вы похожи на голых женщин, которых я видел в одной книге, когда был маленьким. Вы же знаете, детские воспоминания – вещь опасная…
– Тони, что это с вами? – спрашивает Лиза и, опустив руки, озадаченно глядит на меня, словно желая удостовериться, не болен ли я случайно.
– Нет-нет, я не болен, – говорю я. – Просто я пытаюсь оценить ваши сильные и слабые стороны.
– Слабых сторон у меня нет, – тихо говорит Лиза. – Ищите слабые стороны у ваших любимиц.
– Но вы же сами сказали, что Беба похожа на вас, – напоминаю я.
– Ее Бебой зовут? Я не ее имею в виду, а ту, что на фотографии.
– На какой фотографии?
– А на той, что валяется вон там, среди газет.
Бедная Бистра. Если бы она знала, что ее фотокарточка валяется в куче старых газет.
– Она вам не нравится? – спрашиваю я. – Конечно, она не похожа на ту кошку из журнала, но все-таки…
– Обе они одинаково голые и одинаково бесстыжие. Но, может, такие именно вам и нравятся.
– Это не мой вкус. Это моя жена, – говорю я Лизе. – Точнее, бывшая.
– Тогда извините.
«Бывшая! – слышишь? – повторяю я про себя. – И зачем извиняться?»
Лиза снова ненадолго исчезает в чулане.
– А теперь как?
На этот раз она являет собой образец элегантности. Может быть, она чуть полновата, но не лишена очарования. Зимние туфли заменены гораздо более легкими и приличными. И я вдруг думаю, как хороши ее темные кудри и звучная зелень черешен в серьгах. От любви люди хорошеют.
Лиза снова неторопливо поворачивается. На этот раз не пионы меня смущают, а какие-то серые и белые разводы, которые, по моему разумению, больше годятся для гардин.
– Недурно, – констатирую я. – По много ли значит мое мнение? Посоветуйтесь с Владо.
– Зачем мне советоваться с ним? – возражает Лиза. – Пускай Владо принимает меня такой, какая я есть.
– Что ж, пускай. Переселяйтесь к нему – и дело с концом.
– Но сперва мы должны расписаться.
«Бережете девичью честь? Что ж, похвально», – мысленно одобряю я ее. А вслух говорю:
– Но ведь он уже добился разрешения на комнату Несторова.
– Вот этого я ему никогда не прощу, – хмурится Лиза. – Не успел человек умереть, а он уже побежал требовать его комнату.
– Если он чуток if поторопился, это ничего не меняет, – говорю я. – Не может комната вечно числиться за покойником.
– Этого я ему не прощу, – повторяет Лиза. – Мне даже трудно себе представить, как я буду вселяться в комнату бедного Несторова.
– Это уже не его комната, – напоминаю я ей. А так как Лиза продолжает позировать, я добавляю: – Ни за что бы не подумал, что вы так суетны.
– Да разве это суетность – желание понравиться?
– Думаю, что да.
– А разве не суетность, что вы напрочь не желаете нравиться и даже стараетесь произвести дурное впечатление?
– Над этим я не ломал голову, но не исключено, что и это суетность. Мужская суетность более неприятна, чем женская. Она скрытая.
– А вот Владо суетностью не отличается, – говорит Лиза, усаживаясь в кресло.
В самом деле, как идут ей новые туфельки, новое нарядное платье.
– И Петко не свойственна суетность, – отмечаю я, но Лиза не поддерживает этой темы. Тогда я перевожу разговор: – Владо не злится, что вы все еще живете у меня?
– Представьте себе, нет! Он, наверное, не ревнивый.
То, что он не ревнив, начинает меня задевать. Ранит мое самолюбие. Будь это не Лиза, а какая-нибудь Бистра, я бы ему наставил такие рога, что он запомнил бы меня на всю жизнь.
– И в самом деле странно, что ему все равно, – тихо, словно сам с собой, рассуждаю я.
– Это вас злит, как я вижу? – спрашивает Лиза. – Этот чулан вам покоя не дает?
– Напротив, мне он ни к чему. Думаю, скоро я уступлю его вам вместе с комнатой.
– С комнатой?
– Именно. Я уезжаю.
– Уезжаете?…
Она уже начинает мне досаждать этим повторением моих собственных слов. Она смотрит на меня полуоткрыв рот, словно не веря.
– Решил сменить местожительство, – говорю я. – Один мой покойный приятель сказал как-то, что надо уметь выбраться из консервной банки повседневности. Я совсем было запамятовал этот мудрый совет, но теперь вспомнил и решил им воспользоваться.
У Лизы совершенно ошарашенный вид. Можно подумать, будто отбываю не я, а Владо.
– Значит, вас уже тут не будет во время свадьбы?
– Уж не думали ли вы сделать меня посаженым отцом?
– Нет, просто так…
– Мысленно я буду с вами, – уверяю я ее. – Мы с вами достаточно прожили вместе, чтобы не сомневаться в этом.
Лиза молчит. Она неторопливо поднимается и так же неторопливо уходит в свой чулан, а я продолжаю оставаться на кровати в полулежачем положении и спрашивать себя, почему все вышло так глупо с этим моим отъездом.