Выбрать главу

Алексей Гридин

Только хорошие умирают молодыми

Обеих крыс Музыкант застрелил легко. Даже небрежно. Другое дело, что твари проскользнули мимо постов и, выпади им чуточку больше везения, могли и выполнить свое задание, каким бы оно ни было. Две здоровенных особи, вооруженные автоматами, проплыли по реке на старенькой лодке и расположились в тени огромной мостовой опоры, явно поджидая неосторожных одиночек. Но Олег и раньше обладал потрясающим чутьем на крыс, а сегодня эта способность неожиданно стала еще сильнее. Не зря Доцент, хоть и не недолюбливал глухого снайпера, постоянно бурча о том, что «Музыкант — парень со странностями», все же разрешил ему не стоять по расписанию в караулах, а обходить в одиночку кварталы порубежья. Эдакая свободная охота. Подобное патрулирование частенько заканчивалось тем, что Музыкант приносил в Штаб очередной крысиный хвост. Порой даже — целую связку.

А в последние три месяца Доцент и вовсе махнул рукой на странности Олега и вдобавок подписал ему бумагу, позволяющую выходить за линию постов в любое время суток без дополнительного согласования со Штабом. Причиной этого стали необъяснимые исчезновения людей, как одиночные, так и целыми постами. Ни с того, ни с сего, без единого сигнала тревоги пропадала связь. Мчавшиеся на помощь тревожные группы не находили ни малейших следов боя. Не оставалось ни единой стреляной гильзы. Ни одна пулевая выбоина не украшала стены или асфальт. Трупов не было: ни человеческих, ни крысиных. Иногда, правда, по выпавшим из карманов мелочам вроде зажигалок или бумажников удавалось понять, что люди уходили на территорию крыс. Но почему? Зачем? Как? Что двигало ими? Все эти вопросы оставались без ответов.

Несколько групп после долгих многочасовых споров в Штабе рискнули сунуться в «серую зону» — так теперь принято было называть места, населенные изменившимися после Катастрофы крысами, но вылазки были безрезультатными. После того, как одна из групп не вернулась из рейда, идею глубокого поиска в «серой зоне» похоронили. И только Музыкант неизменно выходил на свободную охоту в порубежье. И только он возвращался всегда.

Иногда Олегу казалось, что Доцент закрывает на него глаза в надежде, что глухой снайпер либо найдет разгадку, либо, наконец, исчезнет и перестанет одним своим существованием будоражить Штаб. Ну а пока не случилось ни того, ни другого, оправданием того, что Музыкант все еще топтал землю, были уже упомянутые крысиные хвосты.

Вот и сейчас Олег почувствовал что-то неладное. Привычным движением подцепил пальцем слуховой аппарат, сдернул его с уха, и мир онемел. Ни единого звука. Мертвенная тишина. И в этой тишине какое-то неведомое, неясно откуда взявшееся, непонятно зачем проснувшееся в нем чувство подтолкнуло его свернуть с Красноармейской на Тургенева, улицу, которая вела к реке. Сегодня снайпер был здесь единственным человеком. Как-никак, порубежье. Все равно по этим улицам мало кто ходит, ведь в любой момент эти места могут стать зоной боев. Ближайшие посты остались в километре позади. На самом деле, могло выйти и так, что две подстреленные им крысы сидели бы в засаде суток трое-четверо, так и не дождавшись добычи. Хотя… При другом раскладе у них был шанс внести Олега в список своих трофеев.

Снайпер осторожно крался вдоль стен домов, в которых уже не первый год никто не жил, напряженно пытаясь понять, что еще подскажет ему незримый союзник, то неизвестное — не слух, не зрение — чувство, что вело его сейчас к цели. Разглядев вдалеке лодку и крыс рядом с ней, Музыкант осмотрелся и выбрал девятиэтажку, из окон которой открывался хороший вид на подножье мостовой опоры.

Лифт, конечно, не работал. Кто станет заморачиваться тем, чтобы в брошенных домах до чердака не пришлось добираться на своих двоих? В Городе осталось не так уж много людей, и даже те здания, которые не пустовали, не могли похвастаться перенаселенностью. Может, хоть теперь жилищный вопрос никого не испортит? Вот ведь какое счастье настало, беззвучно усмехнулся Музыкант, выбирай, где будешь жить, и никто не заставит тебя платить за квартиру. Только выбирая, не забудь, что лучше жить поближе к другим представителям Хомо Сапиенс, а то со связью в Городе плоховато, с общественным транспортом — вообще никак, и, конечно, любой понимает: селиться стоит там, куда не доберутся твари, собравшиеся устроить набег и прорвавшие линию обороны или просто и незатейливо обошедшие посты. Было время, по пустым зданиям бродили банды любителей поживиться брошенным добром. Вроде как если брошено, то оно уже ничье. Нельзя сказать, что в таком подходе не было своеобразной логики, но Штаб не жаловал тех, кто шнырял по оставшимся без хозяев квартирам. К тому же нередко именно хваткие ребята, не брезговавшие подобрать то, что лежало бесхозным, сбивались в стаи и пытались прибрать под себя и то, что все еще кому-то принадлежало. Конечно, эти то собиравшиеся, то распадавшиеся стаи не чета были ставшим легендами бандам, полностью уничтоженным несколько лет назад, но штабисты предпочитали с неприятностями разбираться быстро и жестко. Так что многие уяснили: любой, кто живет в заброшенном доме или хотя бы изредка наведывается в оставленные жильцами квартиры, будет находиться на подозрении, а обитать лучше на территории, которую контролирует Штаб. Выжить за пределами, обозначенными на карте как «наш город», нереально. Нет электричества, нет отопления, склады по большей части вывезены, а крысы при встрече не церемонятся, им с людьми, как давно уже стало понятно, разговор один: пуля между глаз. Впрочем, как и у людей с крысами.

Давным-давно отключенный лифт не смутил снайпера. Олег поднялся на последний этаж, не запыхавшись. Все-таки, те, кому посчастливилось выжить после Катастрофы и всего того, что за ней последовало, были вынуждены улучшать физическую подготовку. Такая уж жизнь настала: хочешь жить — бегай и вертись, вертись и бегай. На фоне того, что порой случается в городе, подъем на девятый этаж выглядит ненапряжной прогулкой.

Снайпер толкнул нужную ему дверь. Та оказалась запертой, но Музыканта это не остановило. Не первый раз. Он извлек из кармана набор отмычек, сноровисто расправился с замком, и все-таки вошел в квартиру.

Олег по-прежнему не надевал слухового аппарата, и вокруг царила тишина. Но ничего нельзя было сделать поделать с обонянием, и он только поморщился брезгливо, когда по ноздрям шибанул затхлый запах. В квартире пахло книгами. Похоже, что у хозяев была неплохая библиотека, но потом здесь явно побывали мародеры. Либо со злости от того, что ничего ценного не нашли, либо из простого куража они разбросали книги по комнатам. То ли стекла в окнах они же и вышибли, то ли во время какой-нибудь стычки их вынесло напрочь, то ли еще что случилось, но книги явно поливались дождем, заносились снегом, сохли под солнцем, а потом все повторялось заново. И теперь квартира была завалена полусгнившим книжным месивом, по которому буйно разрасталась зеленовато-белесая плесень.

Стараясь не поскользнуться на этом странном ковре, который когда-то был кладезем человеческой мудрости и умения чувствовать прекрасное, а теперь медленно разлагался под напором капризов погоды, Музыкант подошел к окну. Да, отсюда лодка с крысами просматривалась просто великолепно. Можно было обойтись даже без всяких технических наворотов типа лазерного прицела или компьютерного измерителя расстояния. Как в старину: только оптика да собственный глаз. А еще выдержка, хладнокровие и опыт. Впрочем, одернул сам себя снайпер, он сюда не развлекаться пришел. Как ни крути, а это работа, и ее нужно сделать быстро и качественно. Поэтому он только вздохнул, поднял винтовку, тщательно прицелился, не побрезговав помощью как своего чудесного чутья, так и технологических прилад, и небрежно, в два быстрых нажатия курка, отправил обеих крыс в их крысиный ад.

Вот только открывшееся пару лет назад чувство все еще продолжало толчками биться где-то в солнечном сплетении, намекая, что работа еще не закончена.

Что? Неужели рядом с лодкой скрывались другие крысы? Музыкант как мог осторожно оглядел окрестности. Ни единого следа серых тварей. И чутье ничего не подсказывает…

Однако стоило Олегу шагнуть от окна к выходу из комнаты, как на несколько мгновений затаившееся чутье снова проснулось и требовательно о себе заявило.