— Смелая моя…
Второй поцелуй был настойчивее, и он стал для меня откровением свыше, потому что в нём уже плавилось целомудрие, обволакивая чувства неясной сладостью. Нижнюю губу прикусили ровные зубы, слегка оттянули, вызывая странный жар во всём теле.
— Любимая моя…
Признание, пустившее сердце галопом по грудной клетке. Признание наполнившее душу радостью, а разум надеждой.
Взгляд в глаза и тихое:
— Только вот тебе пора спать, Василиса… — Я замечаю какую-то грусть, и уже решаю задать вопрос, но меня перебивает страшное. — И обо всём этом забыть.
Зеленая бездна утаскивает во тьму, не позволяя выкарабкаться из навязанного сна. Жалкие попытки возмутится были встречены нежным поцелуем в губы и тихим:
— Всему своё время, маленькая…
И я забываюсь крепким сном.
Вынув клыки первым делом ощутил учащенное сердцебиение нашего Бедокура, а судя по реакции окружающих, хозяюшка моя проснулась.
Повернул голову и столкнулся с осуждающе-злым взглядом проректора.
Дела-а-а-а-а… Во дела-а-а-а.
Бросил ему в ответ такой же взгляд, сомневаясь, что он поймёт его, и он не понял, снова хотел меня сцапать, но Вася оказалась быстрее. Не успел я среагировать, как почувствовал зажатую между пальчиками свою горячо любимую шкурку. Дёрнулся, но тут же натолкнулся, на любимые глазки, что не скрывали укора.
— Издеваешься?
Оскалился в ответ.
— До чего же я тебя люблю, Вась! — радостно выдал и со злорадством скосил глаза на злобную гарпию — охранника.
Пусть завидует!
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ